Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава двадцать пятая

Его мысли все чаще и чаще обращаются к молодому поколению. В феврале 1941 года в своей статье «К молодежи», опубликованной журналом «Юный художник», Нестеров писал: «Крепко желаю вам, чтобы вы познали природу и ее украшение - человека, <...> Учиться можно не только в школах, академиях, у опытных учителей, можно и должно учиться всюду и везде, в любой час. Ваше внимание, наблюдательность должны постоянно бодрствовать, быть готовыми к восприятию ярких происходящих вокруг вас явлений жизни. Природу и человека надо любить, как «мать родную», надо полюбить со всеми их особенностями, разнообразием, индивидуальностью. Все живет и дышит, и это дыхание нужно уметь слышать, понимать. Искусство не терпит «фраз», неосмысленных слов, оно естественно, просто». Нестеров, будучи очень требовательным к себе, столь же высокую требовательность проявлял к другим, но вместе с тем он никогда не отказывал в советах, поощрял все интересное и талантливое в искусстве.
В.С.Кеменов в своей статье, опубликованной в 1942 году газетой «Литература и искусство», приводит интересные сведения об отношении Нестерова к молодым художникам. «...Посмотрев работы Н.Ромадина, Нестеров тепло о них отозвался: «Талант есть, только бы хватило характера». Часто и с любовью Нестеров говорил о Кукрыниксах:
«Вот мне все про них говорили: барбизонцы, барбизонцы... а у них в пейзаже настоящая русская нота есть. У всех трех. И карикатуры их я понимаю. Это настоящее...»
Внимательно, подолгу рассматривал Нестеров рисунки Шмаринова, помогал своими советами, одобрением, переходя от частных замечаний к общим вопросам искусства».
Нестеров много помогал советами своим близким - внучке, Ирине Викторовне Шретер, зятю, Федору Сергеевичу Булгакову, постоянно внушал им, что искусство требует прежде всего самоотверженного труда.
В конце 30-х годов Нестеров готовил для печати свою книгу «Давние дни», надеялся, что она выйдет в 1940 году, и очень желал этого. Но «Давние дни» увидели свет лишь в январе 1942 года. Книга была задумана как серия очерков о людях, с которыми художнику приходилось встречаться на протяжении долгой жизни. В нее вошло многое из того, что было написано Нестеровым в его воспоминаниях еще в 20-е годы.

Перед читателем проходят великолепные литературные портреты Перова и Крамского, Сурикова и Левитана, Третьякова и Васнецова, Павлова и Горького. И для всех столь разных людей Нестеров находит особые краски, особый язык, особый образный строй повествования. Недаром в 1942 году за свою книгу «Давние дни» художник был избран почетным членом Союза советских писателей, что по достоинству отмечало его вклад в мемуарную литературу. В «Давних днях» сказалось дарование Нестерова-портретиста, художника, умевшего проникнуть в суть человека, не только понять, но и выразить эту суть. Язык его воспоминаний-очерков очень прост, так же как внешне прост и понятен язык его живописных портретов. Художник точно отстраняется от своей модели и вместе с тем умеет передать именно личное восприятие, но оно, как правило, лишено частностей, субъективности. Нестерову была органически присуща острота видения. Это качество делало портреты, уже созданные в возрасте, когда художник приближался к своему восьмидесятилетию, столь непохожими на работы старого человека, что удивляло близких, а тем более далеких от Нестерова людей. Художника самого очень волновал этот вопрос. Он все время боялся быть старым в живописи. Дурылин вспоминает, что однажды, еще в 1926 году, Нестерову рассказали, что Поленов, которому было тогда семьдесят два года, признавался, что когда у него покупают теперь этюды, то нюхают, и если пахнет свежей краской - дают дешевле. Но Нестерову не суждено было испытать горечь бессильной старости. Напротив, в конце жизни, несмотря на нездоровье свое и близких, он много работал и чувствовал, что другие признают его силу как художника. Его произведения, написанные в 30-е годы, пожалуй, имели больший успех, чем многое прежнее. Художник имел возможность убедиться и в официальном признании своих заслуг, своего искусства.

В связи с присуждением Нестерову Государственной премии первой степени А.Н.Тихомиров писал 17 марта 1941 года в «Правде»: «Продолжая великую традицию общественного этически ответственного искусства, художник ставит себе задачу гораздо более глубокую, чем передача одной только внешней формы. Эта сторона, которую он чеканит с тщательностью ювелира, все время выступает в картине как выражение внутреннего мира изображаемого лица... Портретное искусство Нестерова, глубоко индивидуальное, глубоко общественное, по своим истокам и содержанию по праву может быть отнесено к числу классических произведений советской живописи». Художник сумел не только увидеть лицо новой жизни, но сумел его запечатлеть в образах выдающихся людей своей страны. Значение созданных Нестеровым портретов было очевидно для всех и было оценено всеми. Признание его заслуг перед искусством, перед страной вряд ли у кого-либо вызвало сомнения. Несмотря на всеобщее признание, Нестерова по-прежнему волновало другое - его значение как художника. В январе 1941 года он писал историку искусств, сотруднику Русского музея П.Е.Корнилову, с которым у него в последние годы установились дружеские отношения, что «труднее всего заслужить звание художника, и я желал бы его заслужить и после того, как меня не будет...».