Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава шестнадцатая

В октябре 1912 года он писал Турыгину: «Хочется куда-то уехать, уйти далеко, чтобы все забыть, забыть заказы, картины, «славу» и всю эту суету сует. Хочется стать «безгрешным», как Адам в первые дни творения или как Турыгин в 54 года своей прекрасной жизни. Да, за простое, естественное счастье и за чистую совесть дал бы я теперь «сто лет жизни и куль червонцев...». Весь этот цикл картин был как бы выражением идиллических стремлений Нестерова к тихой, чистой в своих помыслах, ничем не затуманенной радостности человеческого бытия, исполненной внутренней умиротворенности и спокойного ясного созерцания, где религиозная вера человека была верой в красоту мироздания.
В одном из своих писем, рассказывая Турыгину о замысле картины «Лисичка», Нестеров писал:
«Тема тоже старая и давно намеченная: где-то на «Рапирной горе», в «Анзерском скиту» - на севере, у студеного моря - живут божьи люди - старцы. Вот они сидят трое, ведут тихие речи - перед ними лес, а там за ним светлое озеро, - а дальше, совсем далеко голубая мгла - то горы. Мирно, не спеша живут божьи старцы - кругом их в лесу поют птицы, прыгают лесные звери - вот совсем близко выбежала на них лиска - лиса, значит. Не боится она старцев, и им она не помеха - смотрят на божию тварь - улыбаются. Таково прекрасно сотворен рай земной - воистину «В человецех благоволение!»...»

Рассказ Нестерова точно передает замысел не только этой картины, но и целого ряда других, аналогичных работ. В июне 1913 года Нестерова постигла тяжелая утрата. От рака умирает сестра, Александра Васильевна. Незадолго до ее кончины он со скорбью пишет Турыгину: «Жизнь угасает быстро. Присланные снимки с больной говорят, что от былого человека большой силы и энергии не осталось и следа. Быть может, никогда болезнь с ее печальным концом не производила на меня столь реального «убедительного» впечатления: потому ли это, что Александра Васильевна всего лишь на четыре года старше меня, или потому, что в ее лице я теряю последнего человека, с которым мог говорить как с очевидцем и участником былой, давней жизни нашего родного гнезда, с ней прошло детство, с ней так сладко было вспоминать о том, что было и чего никогда не будет. Останется молодежь, они могут быть милыми, славными, но они не поймут и половину того, что было понятно и любезно нам с полслова. Итак, из стариков останутся только приятели, и ты между ними, как ни странно, на первом плане». В жизни Нестерова удары судьбы были до крайности методичны, они следовали с почти равномерной последовательностью: в 1886 году умирает первая жена художника, в 1894 - его мать, в 1904 году - отец, а теперь - сестра. Похоронив Александру Васильевну, Нестеров уезжает в Сергиев посад. Боль не утихает. «Как незаменима она была для меня во многом,- опять пишет он Турыгину. - И как умный человек, и как человек прямолинейной честности, который не умел колебаться между прямым путем и кривым. Это был человек хорошей нравственной породы и личного самовоспитания.

Кроме того, последние годы она жила моими интересами, моим успехом - как никто».
Усталость, пережитое горе тяжело сказались на физических силах художника. Он надеется поправиться в Ессентуках. Еще не окончена работа для Сум, которую так ждут Харитоненко. Нестеров тяготится этим. Ему хочется покончить со всеми заказами и больше не брать их, а «денег сколько не добывай, не будет этому конца, да и «спасибо» не скажут, а, пожалуй, еще скажут «мало». Ему хочется написать если не «Христиан», то «две-три вещи стоящих» и сделать через два-три года выставку. И он пока не приступает к «Христианам». В августе 1913 года по предложению И.Э.Грабаря Нестеров пишет воспоминания о Перове. Написанное нравилось. С обычным юмором, принятым между друзьями, он сообщал Турыгину из Княгинина: «Я щипал себя за нос, не веря, что пишет не Тургенев, а я, твой друг, самый, казалось бы, обыкновенный смертный, однако - нет, писал не Иван Сергеевич, а я, Мих. Вас [...]». Официальное признание обязывало Нестерова и к выполнению официальных заказов и к посещению официальных торжеств. Осенью 1913 года художник присутствовал при открытии памятника П.А.Столыпину в Киеве. Тогда же состоялось освящение временного надгробия бывшему премьер-министру. Эскиз мозаики для этого надгробия был заказан художнику в апреле 1912 года. Приступил к нему Нестеров только в 1913 году, после окончания эскизов для Сум. П.А.Столыпин, министр внутренних дел с 1906 года, а вскоре одновременно и председатель Совета министров, был убит в 1911 году в Киеве эсером Багровым. С именем Столыпина связан период крайне тяжелой политической реакции. По словам графа С.Ю.Витте, самого бывшего премьером, Столыпин «водворил в России положительный террор», «внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение». Витте утверждал, что такого произвола не было ни в какие времена самодержавного правления, что «Столыпин входил во тьму и все более заражался этой тьмой». Нестеров тем не менее не отказался принять участие в создании надгробного памятника одному из реакционных деятелей России. Но памятник так и не был установлен. Последующие события нарушили столь «благонамеренные» замыслы.