Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава шестнадцатая

Нестерова ждали новые планы и новые дела. Еще во время выставки в Москве ему передали, что вел. кн. Елизавета Федоровна предлагает роспись храма, который она намерена построить при учреждаемой ею Марфо-Мариинской общине. Елизавета Федоровна, как и ее сестра, императрица Александра Федоровна, происходила из семейства герцогов Гессен-Дармштадтских, была супругой дяди царя, вел. кн. Сергея Александровича, московского генерал-губернатора, устроителя коронационных «торжеств» на Ходынском поле, убитого в 1905 году эсером И.П.Каляевым. Елизавета Федоровна покровительствовала искусствам. Но более всего после смерти супруга она занималась благотворительностью. Как община, так и храм Покрова возводились на личные средства великой княгини, и на росписи была ассигнована сумма небольшая. Нестеров давно мечтал «оставить в Москве после себя что-либо цельное». Поэтому, несмотря на скромность оплаты, предложение принял. Он рекомендовал великой княгине и архитектора Алексея Викторовича Щусева, впоследствии знаменитого советского зодчего, приобретавшего уже в те годы известность. Нестеров не был тогда еще представлен Елизавете Федоровне. Это произошло в начале сентября 1907 года на место будущей общины - за Москвой-рекой, возле Ордынки, в старом саду большой полуторадесятинной усадьбы. Тут же состоялось и представление эскизов, которые все были приняты «с самым лучшим чувством». Великая княгиня была настолько милостива, что даже пригласила художника побывать в ее загородном имении Ильинском. Нестеров собирался приехать туда после поездки в Абрамцево, где, как обычно, писал этюды. Главной в росписи храма для Нестерова была большая композиция, которую он замышлял для трапезной.

В начале сентября 1907 года он сообщал Турыгину: «Здесь я предложил написать нечто сродное «Св. Руси»... Сестры общины Марии и Марфы (в их белых костюмах) ведут, указывают людям Христа, являющегося этим людям в их печалях и болезнях душевных и телесных, среди светлой весенней природы. Люди эти не есть только «люди русские», ни по образу, ни по костюмам... (такова идея общины - евангельская - общечеловеческая)». Идея росписи, казалось, была прежней, продолжающей концепцию «Святой Руси». Вместе с тем, задумав написать на стене трапезной «Путь к Христу», художник как бы подготавливал себя к своей будущей композиции - «Христиане».
«В картине «Путь к Христу» мне хотелось досказать то, что не сумел я передать в своей «Св. Руси». Та же толпа верующих, более простолюдинов, мужчин и женщин, детей, идет, ищет пути к спасению... Фоном для толпы, ищущей божьей правды, должен быть характерный русский пейзаж, весенний, когда в таком множестве народ по дорогам и весям шел, тянулся к монастырям, где искал себе помощи, разгадки своим сомнениям и где сотни лет находил их, или казалось ему, что он нашел их».
Несмотря на увлеченность новым замыслом, Нестеров не сразу приступил к работе.

Его сестра давно мечтала побывать в Италии, и вот в конце февраля 1908 года вместе с Александрой Васильевной и дочерью Ольгой художник отправился в путь. В Кракове Нестеровых встречала Янина Станиславская, вдова Яна Станиславского, посмертная выставка которого открылась в то время в городе; здесь был и портрет, написанный Нестеровым всего каких-нибудь полтора года назад. В Кракове художник был не первый раз, город ему очень нравился, и он с удовольствием бродил по его старинным улицам. Прибыв в Италию, Нестеровы двинулись сразу в Рим. Жили они в уже знакомом художнику пансионе Марии Розада. Эта поездка не была связана для Нестерова с определенными творческими задачами, он просто сопровождал своих близких, сестру и дочь, искренне радуясь их восхищению Италией. Особенно он был рад за сестру. Из Рима Нестеровы приехали в Неаполь. Там они поселились в отеле, именуемом «Палаццо донна Анна», - в старом сыром доме на берегу моря, полном старинных легенд, связанных с судьбой когда-то погибшей в нем малоизвестной кому-либо теперь донны Анны. Была весна. Вокруг шумела пестрая южная жизнь. Над старым городом поднимались новые модные отели, битком набитые путешествующими англичанами, немцами и «пока что неунывающими россиянами». Из окон отеля Нестеров писал этюды моря, холмов Позилиппо, погруженных вечером в серо-голубые тени. Писал Нестеров этюды и на набережной.

Однажды вокруг него собралась толпа любопытных мальчишек. Они болтали о чем-то, спрашивали и, не получая ответа, стали бросать в художника камнями. Выручил Н.А.Прахов, сын Адриана Викторовича. Он случайно проходил мимо, а поскольку говорил почти на всех местных наречиях, то быстро справился с мальчишками, и под его покровительством Нестеров окончил свой этюд - бледно-лиловый Везувий, опаловые облака, платановое дерево на переднем плане. Из Неаполя Нестеровы отправились на Капри. Остановились они в отеле Пагано - традиционной гостинице художников. Здесь все было старомодно, грязновато. Не было и признака новейших отелей, рассчитанных на богатых англичан, американцев и русских «рябушинских». «...В Пагано все нараспашку, начиная с веселого хозяина, потомка славных, давно почивших синьоров Пагано. Наш молодой Пагано - милый, вечно улыбающийся, общительный, с особой хитрецой «паганец». Он работает с утра до ночи: то видим его бегущим на Пиацетту, то он с рабочими выкатывает из подвалов бочку кианти. Он постоянно в хлопотах и лишь во время завтраков, обедов, прифранченный, приглаженный и особо галантный, присутствует среди своих гостей».