Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава пятнадцатая

Выставка Нестерова вызвала большие отклики. О ней писали «Новое время» и «Московские ведомости», «Весы» и «Золотое руно», «Русская мысль» и «Русское слово». Весьма любопытно, что интерес возник не сразу, он нарастал постепенно. Видимо, этот интерес и определил внимание коллекционеров. По прошествии полутора месяцев с момента открытия выставки в Петербурге из восьмидесяти четырех выставленных вещей оставались непроданными только шесть. Был ли доволен Нестеров успехом? И да и нет. Внимание публики, коллекционеров, прессы явно ему импонировало. Но вместе с тем он с нескрываемой иронией пишет, что «Московские ведомости» посвятили фельетон черносотенных похвал» и что «черносотенцы читают о «Святой Руси» рефераты». «Московские ведомости» с 1905 года становятся на сторону черносотенцев. Во главе газеты в то время оказался В.А.Грингмут, один из столпов и руководителей московского «Союза русского народа», возникшего в октябре 1905 года. Лозунг «православие, самодержавие, народность» снова обрел популярность в определенных кругах и в «Московских ведомостях», хотя официально они и не были органом «союзников» (у тех были другие газеты с весьма красноречивыми названиями: «Русское знамя», «Объединение», позднее «Гроза»), однако черносотенный дух там процветал.

Выставка картин Нестерова и особенно его «Святая Русь» были встречены с одобрением и нововременцами. Ей посвятили статьи присяжные критики этой газеты - Е.Погожев, М.Иванов, Ю.Беляев, М.Меньшиков, Н.Кравченко, усмотревшие в произведениях Нестерова идеи, способные спасти Россию от социальных перемен, от надвигающейся новой революции. Но Нестерова интересовала так называемая серьезная критика. Он пишет Турыгину, что «Русское слово» поместило большую статью о выставке и довольно недурную. В газете «Русское слово» от 15 февраля 1907 года под псевдонимом «В.Варварин» была опубликована статья В.В.Розанова «Где же религия молодости?». В этой статье известный критик и публицист, отнюдь не склонный к прогрессивным воззрениям, писал: «Да, для старца и в пустыне - молитва хороша. Полна и удовлетворительна. Но вот в городе, в каменном дому, где понапихано жильцов всяких сортов, и в одной семье скарлатина, в другой - неуплаченный в лавочку долг, в третьей - дети ленивы и не учатся - что скажет каждому эта молитва?! Чему тут поможет «терпение» и «неосуждение брата моего» и «зрение моего прегрешения?» Просто это не связывается, никак не связывается с тем, что есть. Молитва эта созерцательная, пустынная, а не житейская. И с действительностью в городах, в селах, на жнивье, на фабрике, при рубке леса, в работах на железной дороге - с этою горько-сладкою действительностью она - не смешивается, не сливается, как масло с водою». Розанов напечатал еще две статьи о выставке Нестерова, одну из них несколько раньше, в январском номере «Нового времени», другую - во втором номере журнала «Золотое руно» за 1907 год. Розанов считал, что картины Нестерова не имеют отношения к современности. В своей статье «Молящаяся Русь», опубликованной в «Новом времени», он писал: «Теперь, когда старая Русь так ломается, стоя перед неведомым грядущим, отойдя от старых богов, - может быть, особенно поучительно взглянуть на выставку картин М.В.Нестерова... Здесь полное отсутствие тем новых, сюжетов современных. Ничто не говорит нам о городе, об интеллигенции. Это - Русь до университета, пожалуй - до Петра Великого, хотя много нарисовано художником с натуры. Но все зарисованное взято с таких кусочков русской действительности, куда не проникало ни влияние университета, ни даже вообще гражданские преобразования за последние 200 лет иначе, как в виде слуха. Это Русь - монастырская, церковная, сельская. Реденький лесок, чистое поле, пустынный берег реки... И везде - богомольцы, множество богомольцев... Много монахов. Почему-то нигде священника. Монах и крестьянин - этим исчерпывается священная религиозная Русь, которой г. Нестеров явился великим живописцем».

В статье, опубликованной в журнале «Золотое руно», Розанов писал, что Нестеров изображает прежде всего «душевную боль как источник религии и религиозности». И это замечание весьма любопытно.
Художник очень ценил мнение о себе Розанова, впоследствии неоднократно встречался с ним, вел беседы, спорил. В мае 1907 года Нестеров писал ему: «Вы правы, в природе моей, как и у множества и множества русских людей, живет страсть плыть «против течения», и, к сожалению, мне, как художнику, как свидетелю и наблюдателю явлений, бурно несущихся передо мною, больше бы пристало сидеть на берегу, занося спокойно, вдумчиво явления эти в свой альбом... А я, побуждаемый какой-то властью, но без достаточной силы, надрываюсь в борьбе с этим проклятым течением. И мысленно теоретически иногда готов (хотя бы как католик) «поднять факел и зажечь город». Ибо «город» этот иногда мне представляется достойным страшной участи Содома.
Последнее время я переживаю отданье своей выставки...».

Малоприятными для Нестерова были отзывы и Максимилиана Волошина в «Весах», и Игоря Грабаря, и Павла Муратова. Все они отдавали дань значительности Нестерова, серьезности его таланта и тем не менее не могли скрыть своего разочарования неубедительностью образов, неорганичностью его искусства современности, явно наводящей на мысль, как писал И.Грабарь, что «времена Беата-Анджелико и Андрея Рублева миновали безвозвратно». Критика заставила Нестерова задуматься, но отнюдь не изменить свою позицию. Он упорно стремится к продолжению работы над своими прежними замыслами, по-прежнему, по его мнению, шел «против течения». Но так ли было это?
Замысел «Христиан» овладевал им все больше и больше. В мае 1907 года он опять едет на Волгу писать этюды, потом в Уфу. У него возникает желание увидеть Урал. Нестеров доезжает до станции Миасс, расположенной уже на границе Европы с Азией, в 45 км от Уральского хребта. По дороге он пишет этюды. «Дивная природа Урала восхитила меня, - писал он Л.В.Средину уже в августе 1907 года, - столько в ней чего-то близкого моей великорусской душе! Неисчерпаемый источник этот Урал для русских пейзажистов, и жаль, что даже Ап.Васнецову не удалось подметить всей прелести, своеобразия и драматизма Урала».