Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава девятая

Но Нестерова ждали новые волнения. Товарищество передвижных выставок не могло остаться равнодушным к «перебежчикам» в «Мир искусства». А Дягилев был опытным дельцом, для которого «все средства хороши». Он заручился соглашением об условиях участия на своих выставках, в котором говорилось, что художники обязуются, по словам Нестерова, «все лучшие вещи ставить у Дягилева и только хлам на Передвижной». Товариществом был сделан запрос Нестерову, как он намерен поступить и как он вообще относится к делам Товарищества. Нестеров с нетерпением ожидал решения Левитана, тоже участвовавшего в выставке «Мира искусства». С ним они решили действовать сообща и подумывали о том, что, может быть, сообща и придется выйти из Товарищества. Однако уже в начале апреля 1900 года художник писал Турыгину: «Твое желание исполнилось: я и Левитан оказались достаточно стары, чтобы быть «благоразумными» и, получив от Дягилева запрос: как быть? и готовность все сделать, чтобы удержать нас у себя, решили написать Товариществу, что мы остаемся в нем на старых условиях. При этом я прибавил, что с моей стороны, ввиду спешных и ответственных заказных работ, возможно лишь временное отсутствие на выставках вообще».

Нестерову, как, впрочем, и Левитану, помешало порвать с Товариществом не только чувство неловкости. Вся этическая проблематика творчества Нестерова, круг его мыслей, идей, образов были тесно связаны с предшествующим периодом в развитии русской культуры, выражением которого во многом являлось Товарищество передвижников. Основатели и идеологи передвижников - Перов, Крамской, Ярошенко - были не только учителями Нестерова, но и людьми, близкими ему по духу, по отношению к жизни, к искусству. Но их уже не было в живых, а другие, пришедшие им на смену, не имели в глазах Нестерова безусловных достоинств, и художник, желая найти для себя новое, обратился к «Миру искусства», сблизился с его основателями. Он писал впоследствии о коренных «мирискусниках»: «Многое мне в них нравилось, но и многое было мне чуждо, неясно, и это заставляло меня быть сдержанным, не порывать связи со старым, хотя и не во всем любезным, но таким знакомым, понятным». Но Нестерову судьба сулила одиночество, и он не находил отзвука на свое душевное состояние ни у передвижников, ни в кругу «Мира искусства». Это настроение разделял вместе с ним Левитан. В то время они очень сблизились, мечтали о создании собственного художественного объединения, в основе которого должны были стать их два имени, в надежде, что в будущем к ним присоединятся единомышленники-москвичи. Но это не сбылось. В июле 1900 года Левитана не стало... Нестеров тяжело переживал смерть одного из близких и симпатичных ему людей - человека, с которым его связывали не только годы молодости. Нестеров познакомился с Левитаном в Московском Училище живописи, когда они были юношами. Художник считал, что Левитан, так же как и он сам, ищет не только внешней похожести, но и глубокого, скрытого смысла так называемых тайн природы, ее души. По мнению Нестерова, Левитан был реалистом «не только формы, цвета, но и духа темы», нередко скрытой от внешнего взгляда, считал, что ум Левитана, склонный к созерцанию живущего в мире, помогал ему отыскивать верные пути к познанию жизни природы. Талант Левитана импонировал Нестерову сходством понимания смысла русской природы, лирическим складом, склонностью видеть природу умиротворенной. В чем-то была сходна их судьба в искусстве. Ревностные почитатели передвижничества в ранние годы, они позднее оказались пасынками Товарищества.

Приезжая в Москву, Нестеров часто виделся с Левитаном. Они обменивались этюдами. Последнее их свидание было весной 1900 года. Они много говорили об искусстве, о делах Товарищества, о «мирискусниках». Левитан пошел проводить Нестерова до дому. Была тихая весенняя ночь, они шли бульварами, вспоминали юность, говорили о судьбах искусства. На прощание поцеловались. А летом 1900 года на Всемирной выставке в Париже Нестеров, зайдя в русский отдел, увидел на рамках левитановских картин черный креп. «Наше искусство потеряло великолепного художника-поэта, я - друга, верного, истинного». Смерть Левитана была в те годы не единственной личной утратой Нестерова. Незадолго до того, в ноябре 1899 года, расстроилась его помолвка с Еленой Адриановной Праховой. Одной из причин, возможно, было то, что у Нестерова и Юлии Николаевны Урусман родилась в тот год дочь Вера. Художник тяжело переживал разлуку с Еленой Адриановной, считал ее незаменимой потерей для своей жизни, очень тосковал. Художник потерял не только очень близкого и внимательного к своей творческой судьбе человека - он оказался в то время вне привычных ему форм жизни, вне близкого ему круга. В семье Праховых, где бывал «весь Киев», Нестеров проводил многие годы во время своей работы в соборе и после поступления дочери в институт, когда переселился в Киев, Он и Ольга чувствовали себя у Праховых как дома. Эта семья много дала ему внутренне, и он был очень привязан к ней. Среди своих постоянных беспокойств и волнений, сомнений и неудач Нестеров много работал. В тот период еще одна сторона деятельности поглощала не только его интересы, но и его время.