Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава двадцатая

Павлу Корину было в то время уже тридцать три года, но он не торопился выходить на бурную событиями арену художественной жизни. На портрете он выглядит значительно моложе. Павла Корина и Нестерова разделяли тридцать лет жизни, и, видимо, поэтому он казался художнику очень молодым, юным. С образом Корина у Нестерова были связаны воспоминания не только о том, как девятнадцатилетний юноша Павел Корин пришел помогать ему писать орнаменты в храме Марфо-Мариинской обители, - с ним были связаны воспоминания о прекрасных образах итальянского Ренессанса его ранней поры. Корин вспоминает, что во время сеансов Нестеров говорил ему, что вот такие юноши стоят на фресках Гирландайо в церкви Сайта Мария Новелла во Флоренции. Интерьер в портрете намечен скупо. Павел Корин изображен с палитрой на фоне старинной большой иконы с темным ликом, за фигурой виден край какой-то картины в тяжелой золоченой раме. Нестерова интересовало лицо художника, выражение его глаз, внимательных, озаренных мыслью, полных мягкой, сосредоточенной думы. Лицо Корина удивительно красиво благородной красотой духа, и это делает его значительным. Портрет невелик по своему размеру, звучен по цвету, в нем преобладают насыщенные тона - темно-синего, темно-красного, золотистого. Нестеров передает душевное движение своей модели, мимолетное, но очень характерное. Этой стороной примечателен и женский портрет (портрет знакомой Нестерова - Алевтины Мефодневны Щепкиной), написанный уже в конце 1925 года. Смотря на него, видишь прежде всего глаза женщины, большие, излучающие свет, и улыбку. Щепкина изображена в тот момент, когда она говорит с невидимым собеседником, но внезапно ей пришла в голову счастливая мысль, она отвлеклась от беседы и смотрит на зрителя, но глаза ее не видят его, а видят только свою светлую, радостную мысль, так мгновенно осветившую лицо.

Изображение внутренней жизни человека, сокровеннейших сторон его души всегда отличало искусство Нестерова, но не выражало частного состояния, определенного одним моментом. И вместе с тем в этом портрете раскрыты главные стороны человека, его истинная способность к чистому и глубокому душевному движению. В том же 1925 году Нестеров создал одно из лучших своих произведений - портрет Виктора Михайловича Васнецова. Когда смотришь на этот почти квадратный по размерам портрет, то прежде всего внимание останавливается на глазах художника н его руке - руке старого человека, с ее тяжело набухшими венами, но очень тонкой. Затем взгляд сразу переходит к старинной, видимо, новгородских писем иконе, на темно-синем фоне которой выступает фигура святого в крестчатых ризах. Светло-серый костюм Васнецова с широкой черной накидкой, спускающейся с плеч, седая борода и волосы, тоже холодновато-серого цвета, мягко сочетаются с фоном интерьера, выдержанного в теплых коричневато-зеленоватых, золотистых тонах. Внутренне напряженная, несколько холодная сдержанность образа, подчеркнутая строгостью серого и черного цветов, почти фронтальной посадкой фигуры, точно смягчается при взгляде на подвижный узор иконы (может быть, старой росписи), па золотистом фоне которой видны красноватые, темно-зеленые цветы, какие-то сказочные растения. Писался портрет в мастерской Васнецова, выстроенной по его проекту в одном из Мещанских переулков - в Троицком, в комнате, где хранилась его коллекция древнерусской живописи. Основным мотивом портрета стало утверждение строгой величавости, значительности личности. Нестеров таким знал Васнецова, таким хотел видеть его, таким изобразил. Нестеров был доволен портретом, были довольны и другие.

«С того времени, - вспоминал И.Э.Грабарь, - каждый новый портрет Нестерова - крупное событие в художественной жизни Москвы. Его ждут с нетерпением, передавая из уст в уста слухи о том, кого пишет в данное время художник».
Портрет понравился и Васнецову, и он решил написать в свою очередь портрет Нестерова. Летом 1926 года Виктор Михайлович приступил к работе. Он задумал написать, как он говорил, автора отрока Варфоломея. Однако замысел не удался. Работа осталась незаконченной. Нестеров находил, что на васнецовском портрете изображен «какой-то ехидный старичок из Достоевского», но истинного мнения своего не высказал. Васнецову было в то время уже семьдесят восемь лет, и годы брали свое, а через несколько дней его не стало. Он умер от паралича сердца 23 июля 1926 года. Похороны Васнецова были многолюдны, хотя художников из-за летнего времени присутствовало мало. Всю дорогу гроб несли на руках до Лазаревского кладбища (оно находилось неподалеку от Марьиной рощи). День был жаркий, томительный. От Третьяковской галереи и Архитектурного общества речь произносил А.В.Щусев, говорил и брат покойного, Аполлинарий Михайлович.
Нестеров глубоко скорбел об утрате. Он писал Дурылину: «Ушел из мира огромный талант. Большая народная душа... Васнецова Россия будет помнить, как лучшего из своих сынов, ее любившего» горячо, трогательно, нежно».
В день похорон и после Нестерову не раз приходилось слышать: «Вы остались у нас один», «Вы один у нас теперь национальный художник». Но Нестеров сомневался в себе, на душе было пусто, одиноко, тоскливо. «Что стоят мои старческие порывы,- писал он Дурылину, - порывы без дел, без творчества... Все, что было сказать, - давно сказано, давно отдано». Настроение Нестерова, видимо, усугублялось тем, что он после очень плодотворного 1925 года в 1926 году почти не работал как живописец.