Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава четырнадцатая

Много лет позднее Нестеров, отдыхая в 1926 году в Гаспре, читал «Записки» Е.Р.Дашковой, сподвижницы Екатерины II. «Умная была дама, - писал он жене, - и чем-то местами напоминает другую умную даму, Н.Г.Яшвиль. Люблю я эту породу людей, особенно женщин...». Во время первой мировой войны Яшвиль руководила большим госпиталем на шестьсот человек и проводила там все время с утра и до ночи, ездила в Австрию для осмотра лагерей русских военнопленных. После революции Яшвиль жила в Праге, тесно была связана с тамошним Археологическим институтом имени Н.П.Кондакова и, по словам личного секретаря Л.Н.Толстого В.Ф.Булгакова, резко отличалась от дам эмигрантского общества. Портрет Н.Г.Яшвиль написан Нестеровым в Сунках, без предварительных эскизов и зарисовок. Среди безлюдного пейзажа, подернутого предзакатным вечерним рассеянным светом, изображена женщина в строгом серебристо-сером костюме. Взгляд Яшвиль как бы скользит по этому холодно-величавому сумеречному пейзажу, по мягкому изумрудному лугу, по расстилающимся вдали холмам, окрашенным цветами приближающейся осени, и опять обращается к собственным сдержанным, несколько напряженным мыслям. Художник представил свою модель в момент душевного раздумья, что, по словам его дочери, О.М.Нестеровой (Шретер), было ему очень свойственно. В 1943 году она писала Дурылину: «...в своих изображениях женщин отец всегда предпочитал моменты душевного одиночества, грусти или обреченности...»

Осенью 1905 года в Киеве Нестеров сделал еще один портрет - своей дочери Ольги. Писал он его в период большой тревоги за ее жизнь. Ольга тяжело болела, страдала мучительными головными болями. Ей предстояла очень сложная операция, связанная с трепанацией черепа. Ольге Михайловне в то время было девятнадцать лет, однако на портрете она выглядит старше. В полутемной комнате виден только край небольшого бюро, на котором стоят свеча, небольшая вазочка с бледно-желтой розой, фотографии в рамках, какие-то безделушки. Художник мастерски передает медлительное движение фигуры девушки, полулежащей в кресле, тонкие и очень длинные пальцы рук, усталую напряженность ее взгляда. И вместе с тем зритель испытывает не чувство печали, а, скорее, чувство восхищения изысканной красотой. Красивы лицо девушки, ее костюм, красив колорит портрета, построенный на сочетании белого, светло-серого, пепельного, темно-синего, василькового цветов. Портрет и гармоничен и вместе с тем контрастен как по цвету, так и по своим линиям, то мягким и текучим, то острым и ломким. Нестеров вначале не считал этот портрет своей удачей, называл его большим этюдом. Позднее, уже в советские годы, оценил его живописные достоинства, хотел видеть портрет в Третьяковской галерее. Он был приобретен галереей уже после смерти Нестерова, в 1945 году. Однако более значителен другой портрет дочери, исполненный почти через год. Его Нестеров начал писать в Уфе, около своего дома, в старом саду. Позировала Ольга Михайловна при заходящем солнце, в предвечерние часы. Эскизов и зарисовок Нестеров не делал, сразу писал на большом холсте. Фоном для фигуры послужил этюд, написанный заранее на реке Белой, в окрестностях Уфы. Несмотря на большое число сеансов, портрет был завершен только осенью в Киеве. Здесь, на берегу Днепра, в Царском саду, художнику уже позировала его жена. Портрет Ольги Нестеров считал удачным и показал на своей выставке 1907 года. В нем наиболее полно и совершенно были выражены представления тех лет о красоте и гармонии человека и природы.

Девушка в красной шапочке и черной амазонке, с тонким хлыстом в руках остановилась у берега реки. Чуть склонив голову, она смотрит куда-то вдаль, в сторону зрителя. Лицо ее спокойно, но легкий излом фигуры, поворот плеч и наклон головы создают впечатление грустного раздумья. Прост и безлюден пейзаж с широкой, спокойной, окрашенной отблеском заката гладью реки, в которой отражается противоположный берег с синеватой далью леса, бледно-желтое, чуть розовеющее вечернее небо. Приглушенные серовато-зеленоватые, золотистые тона пейзажа, очень обобщенно написанного, создают впечатление мягкой, раздумчивой, легкой грусти. Отблеск догорающего дня лежит и на лице девушки. Колорит произведения прекрасно соответствует его содержанию. Цветовая гамма очень целостна, она связывает четкий, чуть изогнутый силуэт фигуры с пейзажем, рождает ощущение органической внутренней слитности природы и человека. Пустынность пейзажа, спокойные и ясные линии берегов реки и неба, внутренняя согласованность движений человека и природы создают ту элегическую гармонию, к выражению которой всегда стремился художник. В природе заключена внутренняя тишина, созвучная душевному миру человека, его мыслям.
Портрет дочери выражал глубоко личные представления Нестерова. Ольга Михайловна впоследствии писала С.Н.Дурылину: «Позднее некоторые из близких знакомых, больше знавшие меня в другие моменты, не находили сходства, спрашивая, почему я изображена такой, а не другой. Отец отвечал: «Я бы хотел, чтобы она была именно такой».
Мысль художника, которая прежде искала своего воплощения в сюжетах, порой мало связанных с повседневной жизнью, нашла свое выражение в близком ему образе. Максимилиан Волошин, поэт, художник и критик, писал, что в этом портрете гораздо больше таинственного трепета, чем в раскольничьей девушке в синем сарафане в придуманной позе на картине «За Волгой», и добавлял, что в портрете дочери есть «успокоенность и дымка вечерней грусти, соединенная с четкостью и законченностью истинного мастера».