Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава девятнадцатая

Когда говорят или пишут о творчестве Нестерова после Октябрьской революции, то чаще всего употребляют слово - перелом. Можно найти и другие слова. Перелом произошел в жизни страны, в жизни народа, и заслуга Нестерова в том, что он, как чуткий человек и художник, не остался в стороне от новой жизни своего народа, жизни своей страны, хотя вначале многие события были Нестерову малопонятны. В 1921 году художник просит бывшего секретаря Льва Толстого В.Ф.Булгакова поместить в хранилище, предназначенное для рукописей великого писателя, свою картину «Душа народа» и отвозит ее вместе с П.Д.Кориным в бывший особняк И.А.Морозова на Пречистенке - во Второй музей новой западной живописи (теперь там помещается Академия художеств СССР). В конце 1922 года многие уезжали за границу. Среди них были К.Коровин, Малявин, Л.Пастернак. В это же время возникали новые художественные объединения, и среди них Ассоциация художников революционной России (АХРР), провозгласившая своей программой изображение героической жизни народа. Впоследствии в АХРР вступили люди, близкие Нестерову, - Архипов, Бакшеев, Кустодиев, Юоы, С.Малютин.

31 декабря 1922 года в доме № 32 на Пречистенке (ныне ул. Кропоткина) открылась XVII выставка «Союза русских художников». На ней было экспонировано триста произведений живописи, скульптуры, графики тридцати девяти мастеров. Среди них мы встречаем имена Виктора и Аполлинария Васнецовых, Константина Коровина, Бакшеева, Сергея Малютина, Голубкиной, Петровичева, Степанова, Туржанского, Юона. Дал и Нестеров на эту выставку две свои вещи - «Тихие воды» и «Свирель». По словам художника, вернисаж был многолюден и наряден. Семейство Нестеровых посетило выставку, но сам Михаил Васильевич не пошел, однако с удовлетворением писал Турыгину, что «старики почти не стареют, хороши Крымов, Бакшеев, Степанов, Виноградов, К.Коровин... Неплохи и молодые...». Выставка пользовалась успехом, на ней побывало за двадцать два дня по тем временам не так уж мало народу - более пяти тысяч. Само участие Нестерова на выставке можно считать симптомом определенного выхода из состояния замкнутости и отчужденности. В марте 1923 года он уже едет в Петроград. Может быть, причиной явилось то, что Русский музей приобрел его «Святую Русь». Пробыл он там всего десять дней, но впечатлений было много и они оказались «неожиданно, как па подбор, хорошие». В апреле Нестеров писал П.П.Перцову: «Сам Петербург утратил свой блеск, великолепие, но приобрел какую-то царственную грусть, он ушел в себя, что-то понял, чего еще не может понять старая дура Москва. Петербург сосредоточен, не суетлив и не буен. Внешне и в центре следов пережитого заметно мало, на окраинах их, слышно, больше. Невский кишит народом, что незаметно на других улицах». Прежде всего Нестеров посетил музеи. Русский музей уже имел новую экспозицию. И она пришлась художнику по душе. Многие произведения он как бы увидел заново, во всем их истинном великолепии. В Русском музее в те годы работали очень одаренные, образованные и самоотверженные люди. Директором был Н.П.Сычев, хранителями - П.И.Нерадовский и В.В.Воинов, талантливые и очень опытные музейные деятели, оба к тому же художники-графики. Вещи Нестерова висели в светлом зале, выходящем в сад. Он нашел, что они повешены прекрасно. Среди них его особенно порадовало появление картины «Под благовест» - она была одной из любимых. По Эрмитажу художник ходил вместе с Александром Бенуа, который в то время заведовал картинной галереей. Бродили они и по Зимнему дворцу. Посетил Нестеров и другие дворцы - Строгановский, Юсуповский. В Петрограде художник встречался со многими людьми, и впечатление от этих встреч было приятным и неожиданным. «Они, - писал он Перцову, - духовно возмужали, пелена с их глаз спала. Содеянное им сейчас ясно, и они ушли в дело, в работу, стараясь в ней найти себе оправдание». Очень сплоченным он нашел кружок «Мира искусства», во главе которого по-прежнему стоял А.Бенуа. «Все же человек с идеалом, с планом...» - замечает Нестеров. Нестеров познакомился с очень одаренной художницей 3.Е.Серебряковой, племянницей Бенуа, побывал у А.П.Остроумовой-Лебедевой, у коллекционера Ф.Ф.Нотгафта, известного своей музейной и издательской деятельностью. Посетил он и Б.М.Кустодиева, уже прикованного к своему креслу - паралич ног почти не позволял ему выбираться из дома. Нестеров всюду видел к себе внимание и хорошее, доброжелательное отношение. Все старые счеты, казалось, были забыты.
Вскоре появилось и другое - новое.

Лето 1923 года, несмотря на то, что Нестеров пытался все время работать, казалось, складывалось неудачно. Но ему неожиданно повезло. Однажды художник как бы новыми глазами увидел свою младшую дочь, Наталью, сидящую на скамейке. Ей было тогда двадцать лет, и она становилась красивой. Он решил написать ее портрет. Погода стояла дождливая и холодная. Наталья Михайловна мерзла, кусали комары, постоянные дожди прерывали работу. Портрет писался долго и с напряжением как для художника, так и для модели, но, когда он был окончен, Нестеров остался доволен. 20 августа 1923 года он писал Турыгину о портрете: «Вышел, говорят, не хуже, чем в молодые годы, свежо, нарядно. Она сидит у пруда в серый день, в голубом платье типа «директория», в белой косынке на плечах и белой шляпе соответственного фасона. В целом получилось нечто вроде Шарлотты Корде!..». Взволнованный и напряженный строй картины, впоследствии получившей название «Девушка у пруда», был необычен для женских портретов Нестерова. Неспокойна поза девушки, ее взгляд - взгляд серьезного, очень чистого душой, чем-то взволнованного человека - устремлен вдаль. Внутреннее неспокойствие, порывистость подчеркнуты и в пейзаже. Густая зелень лета живет ярко и звучно в этот серый, сумрачный день. Здесь нет настроения мягкой грусти или скорбной думы, столь свойственных предшествующим портретным работам художника. Состояние человека далеко от радостного приятия мира, в портрете, скорее, передано пытливое, настороженное желание проникнуть в этот мир и познать его. Эмоциональная активность образа - одно из основных качеств новой работы художника.

Дурылин в своей монографии о Нестерове вспоминает, что эта картина, впервые появившаяся на небольшой персональной выставке 1935 года, возбудила острое внимание зрителей. Перед нею долго стоял А.М.Горький. Как-то он выразился о «Девушке у пруда»: «О каждой нестеровской девушке думалось: она в конце концов уйдет в монастырь. А вот эта девушка - не уйдет. Ей дорога в жизнь, только в жизнь». Появление подобного произведения тем более интересно, что в непортретных работах художник в то время оставался верен своим прежним темам, прежним образам. Его сюжетные картины, овеянные элегическим настроением, весьма далеки от окружающих событий.
«Девушка у пруда» открывает новую серию работ, продолженную в дальнейшем.
Жизнь художника по-прежнему была сложной. Беспокоили материальные дела. Большие надежды Нестеров возлагал на успех выставки в Америке, продажу картин, а в связи с этим на возможность переехать из дорогой Москвы или в Киев, или в Питер, словом, в «провинцию». «Живу я, - пишет он Турыгину в августе 1923 года, - только мечтами, одни планы сменяются другими, а 61 год чаще и чаще напоминает об... Ваганькове. Там спит много мечтателей, компания отменная. От великих актеров - Щепкина, Садовского до Сурикова... Но не хочу кончать «надгробным» рыданием, хочу жить, действовать, работать до последнего часа...».