Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава двадцать третья

Но впечатление от Русского музея было отрадным. Нестерову понравилась новая экспозиция работ Репина, ряд вещей которого он увидел впервые, понравилось ему и как был показан Серов. Нестеров увидел и ранее неизвестные ему работы других мастеров. Понравилась ему и экспозиция собственных картин, особенно «Димитрий царевич» и портрет дочери Ольги Михайловны 1906 года. Семейство Павловых было радо приезду Нестерова, даже отложили до того дня празднование именин Ивана Петровича. Павлов с Серафимой Васильевной встречал художника у подъезда своего нового дома. Дом был двухэтажный, простой по архитектуре, с чудесной застекленной террасой и балконами, с которых виднелась на горизонте Пулковская обсерватория. Вокруг дома - множество цветов. В Колтушах Нестеров прекрасно отдохнул и душой и телом, написал портрет Серафимы Васильевны и подарил его семейству Павловых. Написал он в Колтушах и несколько небольших этюдов, сделал набросок с дочери Ивана Петровича, Веры Ивановны. Прожив в Колтушах более двух недель, Нестеров покидал их с грустью, мечтал вернуться когда-нибудь туда снова.

Московская жизнь Нестерова проходила в кругу привычных ему людей. В то время его очень интересовали работы старых знакомых - художников. Может быть, это был интерес сопоставления с собственным творчеством. В 1933 году Евгений Евгеньевич Лансере, возвратившийся в Москву после долгого пребывания на Кавказе, усиленно трудился над эскизами для росписей Казанского вокзала. Продолжение старых традиций сочеталось здесь с новыми задачами, и это весьма занимало Нестерова, проработавшего не один десяток лет в монументальной живописи. Он едет вместе с Лансере на Казанский вокзал, осматривает росписи. Художник встречается и с Константином Федоровичем Юоном, мастером большой культуры, у которого в те годы приверженность прежним темам поэтического отображения русской провинции сочеталась с острым интересом к новым явлениям в жизни страны. Особенно часто Нестеров в то время виделся с Грабарем. Игорь Эммануилович бывал у него дома, читал отрывки из своей монографии о Репине. Бывала у него и супруга Грабаря Мария Михайловна с дочерью Ольгой. Личность Нестерова в те годы привлекала многих. Знакомства с ним искали. Он как бы являлся живым воплощением представлений о долге художника, хранителем традиций русской культуры - ее нравственных, духовных основ. В работах Нестерова было то безусловное мастерство, в овладении которым так нуждалось молодое поколение советских живописцев. Круг знакомых Нестерова разнообразен. Здесь и ученые, и художники, и актеры, и певцы, и музыканты. У него бывают А.П.Пирогов, М.В.Юдина, К.Н.Игумнов, актеры Театра Е.Вахтангова - А.А.Орочко, Л.П.Русланов. В 1934 году, в день его именин, появились новые гости - скульптор Иван Дмитриевич Шадр с супругой. Позднее, отвечая на вопрос литератора А.П.Сергеенко, секретаря В.Г.Черткова, почему он пишет тот или иной портрет, Нестеров говорил: «Когда вошел ко мне Шадр, запрокинул голову назад, все в нем меня восхитило: и молодечество, и даровитость, полет. Тут со мной что-то случилось. Я почувствовал, что не могу не написать его».
Художник сообщал в 1934 году Е.А.Праховой, с которой он после смерти Турыгина особенно часто стал переписываться, что портрет Шадра родился у него «столь же неожиданно, как и вдохновенно». Однако приступил он к портрету спустя почти месяц.

Шадр был совершенно новым человеком для Нестерова. Творчество его с первых лет Советской власти оказалось тесно связанным с революционной эпохой. В 20-х годах Шадр делает проекты памятников Парижской Коммуне, Октябрьской революции, памятник Карлу Марксу, портреты Вильгельма Либкнехта, Розы Люксембург, серию скульптур по заказу Гознака с изображением красноармейца, крестьянина, рабочего, делает целый ряд работ, посвященных Владимиру Ильичу Ленину, в том числе и один из лучших памятников - памятник В.И.Ленину в ЗАГЭСе, создает глубоко символическое произведение, впоследствии так понравившееся Нестерову, - «Булыжник - оружие пролетариата». В 1934 году Шадр работал над памятником героям стратосферы и памятником В.И.Ленину в Горках. Скульптор давно мечтал познакомиться с Нестеровым, любил его картины, портреты, и когда это знакомство состоялось, он, в свою очередь, покорил старого мастера.
«...Завтра, 30-го, - писал Нестеров в июне 1934 года своей дочери Вере Михайловне Титовой, - я начинаю работать портрет с Иванова-Шадра (скульптор) в мастерской Александра Корина, который уезжает в Палех. Модель интересная, физиономия и «повадка» в характере Шаляпина... Позировать согласился с удовольствием (мечтал-де об этом). Посмотрим, что выйдет. Заранее волнуюсь, едва ли буду хорошо спать и прочее, что обычно сопутствует такие дни <...>».
Живописному портрету предшествовали четыре карандашных рисунка, композиция которых очень близка окончательному варианту. Образ сразу сложился у художника, затем уже следовали уточнения. Шадр стоит рядом с так называемым «Бельведерским торсом». Тяжелые формы прославленной античной скульптуры наполнены жизнью и движением. Они как бы охватывают напряженно всматривающуюся и прислушивающуюся к чему-то фигуру Шадра, составляя вместе с ней удивительно целостную, замкнутую по своим линиям, пластически объемную композицию. Это единство есть и в цветовом решении портрета, построенном в определенной гамме серовато-лиловых, розовато-зеленоватых тонов.