Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава двадцать вторая

Оговариваюсь: если эти поэты-писатели не возбудят в нас – живописцах - самостоятельных художественных побуждений, образов (для меня таким был Мельников, для Врубеля - Лермонтов). Найти творческое лицо поэта в его портретном изображении? хм! Что я стал бы делать с лицом-портретом гусара Лермонтова? Если я позволил себе показать в большой картине (речь идет о «Душе народа») портретные изображения Толстого, Достоевского, Соловьева, то это было вызвано основной темой картины, она без этих лиц была бы неполна, не закончена. Толстого, Достоевского и Соловьева нельзя было выкинуть из жизни народа, идущего по путям, скажем, богоискательства. Особые тропы народные (быть может, только интеллигентские) шли к ним и от них. Тут выхода для меня - живописца не было. ...Из всех вами указанных лиц, быть может, один Достоевский, но и он, если бы я взял его темой, прошел бы по особым, неведомым, несамостоятельным, не зависящим ни от времени, ни от иных задач, путям. Я думаю, что для Вашего Лермонтова мог бы быть один достойный портретист - Врубель, для Тютчева же немец Менцель... Писать портрет, как Вы себе представляете, художника слова совсем не то, как писал портрет живописец Перов с Достоевского, Островского, Серов с Лескова (превосходный злюка), Крамской с Л.Толстого. Перед ними была живая модель, непосредственно возбуждавшая их творческое напряжение, иначе будет лишь иллюстрация, или к творениям поэта, или иллюстрация же к особе самого поэта...».

В этом письме заключена целая программа, ясно сформулированы принципы художника, его представления о задачах портретиста и его возможностях. Нестеров в течение всей своей жизни не делал заказных портретов, несмотря на то, что порой крайне нуждался в деньгах. Он писал только тех людей, которые волновали его воображение, будили его мысль, отвечали его внутренним требованиям. Только это давало ему подлинную творческую радость. В 1931-1932 годах Нестеров не имел подобных радостей, но была другая - за братьев Кориных. В начале сентября 1931 года неожиданно мастерскую П.Д.Корина на Арбате посетил А.М.Горький. Он хотел увидеть этюды, написанные художником для картины «Уходящее». Внимательно все осмотрев, Горький сказал: «Отлично! Вы большой художник! Вам есть что сказать. У вас настоящее, здоровое, кондовое искусство». Потом Горький прошел к Александру Корину и был поражен его копией с «Мадонны Литта» Леонардо. Неожиданным был визит, крайне приятны слова похвалы, но особенно радостным результатом посещения было приглашение А.М.Горького поехать вместе с ним в Италию. Вечером того же дня, когда братья рассказали обо всем Нестерову, он, по словам П.Д.Корина, был «счастлив и радовался вместе с нами». В каждом своем письме Нестеров постоянно сообщает друзьям о Кориных - о том, что они делают, как работают, что видят. Он как бы вместе с ними проделывает весь их путь, как бы заново переживая свои встречи с великими творениями. Художник пишет Нерадовскому, что его молодит будущее братьев. Много писем писал Нестеров и самим Кориным. Они полны воспоминаниями о собственных путешествиях, советами обратить внимание на особенно любимые им произведения. Нестеров старался внушить Кориным всю важность постижения искусства Возрождения.

«Вы оба впитываете в свой художественный организм, - писал он им в конце 1931 года, - эти великие злаки гениальной эпохи, гениальных художников и мастеров своего дела. Все это послужит фундаментом, на котором Вы построите Ваше творчество, может быть, Вашу славу».
Он писал А.Д.Корину в марте 1932 года: «И сколько ни довелось бы прожить Вам на белом свете, как ни сложилась бы Ваша жизнь удачливо, а Италию с ее великим искусством не позабыть Вам. При всяком воспоминании о ней сладостно защемит сердце...». В письмах к Кориным поражает объективность оценок, столь редко свойственная художникам. Нестеров хотел, чтобы художники поняли великий дух Микеланджело, его творений во Флоренции, изумительную красоту живописи венецианцев - Тициана, Тинторетто, Веронезе, чистоту помыслов и чувств Фра Беато Анджелико, прониклись красотой росписей во флорентийской церкви Санта Мария Новелла и византийских мозаик в Палермо. Павел Корин писал в Италии портрет А.М.Горького. Жена Корина - Прасковья Тихоновна, которую Нестеров с неизменной симпатией и любовью называл Пашенькой, показала Нестерову присланную фотографию с этого портрета. Работа была еще не закончена, но Нестеров, составив представление о замысле, уже пишет П.Д.Корину письмо, в котором дает ряд советов, высказывает соображения о соотношении фигуры и фона. Он рекомендует художнику не торопиться с портретом, внимательно изучить в Венеции, этой родине великих портретистов, Тициана, Тинторетто, ознакомиться с их «гениальным выражением всех сторон портретного изображения - психологической, композиционной и живописной». Возвращение Кориных в Москву, их рассказы об Италии, упрочение их положения в современной художественной жизни для Нестерова были радостными и важными.