На главную             О русском
художнике
Михаиле
Нестерове
Биография Шедевры "Давние дни" Хронология Музеи картин Гостевая
Картины Рисунки Бенуа о нём Островский Нестеров-педагог Письма
Переписка Фёдоров С.Н.Дурылин И.Никонова Великий уфимец Ссылки  
Мемуары Вена 1889 Италия 1893 Россия 1895 Италия, Рим 1908   Верона 1911
Третьяков О Перове О Крамском Маковский О Шаляпине   О Ярошенко

Сергей Маковский. Очерк о Михаиле Нестерове

"Художникам, как Нестеров, невольно прощаешь несовершенства рисунка и кисти, потому что любишь поэзию их творчества. Это тоже - поэзия чего-то большого и смутного, выходящего за грани личности. Не поэзия индивидуального вдохновения, но поэзия, говорящая о далях и озаренностях народа. Такие художники обыкновенно лучше чувствуют, чем выражают. Надо вглядеться пристально в их картины, надо забыть о многом внешнем, мешающем, случайном, отдаться наваждению - и тогда, тогда вдруг по-иному засветятся краски, и оживут тени, и улыбнется кто-то, таинственный, "на другом берегу". От творчества Нестерова веет этой улыбкой. Много раз, смотря на его холсты, узнавал ее - в молчании зимних полян, поросших тонкими-тонкими березками, в сумраках соснового бора, стерегущего одинокий скит, в дымно-вечереющих облаках над простором, в грустном лице послушника, в нежном профиле монахини. И я люблю его за эту улыбку. В ней - далекое и вместе с тем близкое, народное, загадочное, реальное: и христианская, отшельническая умиленность "Божьим садом", и другая, не христианская, а уходящая в глубь древнего язычества религиозность постижения мира и тайны... Разве не так чувствует природу древняя, далекая и близкая душа народа. Христианское, церковное, историческое сплелось в ней с первобытным, пантеистическим в одно искание, в одно радостное и страдальческое чаяние.

Понимание этой сложности народной мистики, угаданной Нестеровым с нежной проникновенностью, - ключ к пониманию всей его живописи, и хорошего и плохого в ней. Когда Нестеров хочет быть только мастером образов, иконописцем, возрождающим каноны византизма (Владимирский собор, церковь в Абастумане), он очень слаб; слишком чужды ему определенности церковной мистики. Так же, когда он хочет быть только живописцем, наблюдателем природы, язычником в мире форм и красок. Он интересен, когда, несознательно, по наитию угадывая что-то большое и смутное в сердце народном, соединяет духовности славянского христианства с мечтою языческого обоготворения природы. Тогда он находит свой тон, свои светы и краски, свою неподражаемость.

Мне нравятся картины Нестерова, потому что в них чувствуется любовь к мелодии цвета, искреннее искание оригинального стиля (пусть даже только искание), благоговение перед красотой жизни, чуждое всего временного и пошлого. Мне нравится в картинах Нестерова его нежно-субъективное отношение к тихим просторам русской деревни, благостная грусть мистических настроений. Они выражают поэзию крестьянского мира. Этой поэзии, может быть, и нет больше, но она есть эстетически - для того, кто верит в сказки прошлого.

И мне не нравятся иконы Нестерова. В этой области он унаследовал недостатки Васнецова: неприятную манерность композиции, рисунка, дешевый сентиментализм символических намерений и ту "литературность" изображения, которая так плохо вяжется с декоративными задачами храмовой живописи. Подчеркнутость выразительных деталей (расширенные и словно подведенные глаза, тонкие шеи, болезненно-сжатые губы), однообразие ликов, какая-то жеманная и вялая монотонность движений придают образам Нестерова оттенок фальшивой чувствительности, очень далекой от истинно религиозного настроения. Он более тонкий техник, чем Васнецов, более осторожный колорист, живопись его не груба и не безвкусна, но ложность общей концепции отзывается на качестве тона и лепки...

Неудачные иконописные работы совершенно обесценили Нестерова в глазах многих. Я не согласен с такой постановкой вопроса, хотя должен признать, что и последние картины художника, в особенности "Святая Русь" (на петербургской выставке 1907 года), доказывают преувеличенность тех похвал, которые ему расточались прежде. Художник, решившийся выставить такую картину как свое главное произведение, итог предыдущей деятельности, - беззащитен от нападок. "Святая Русь" - грандиозный самообман. И чувство досады, почти обиды на автора тем больше, чем очевиднее наивная убежденность его намерения, его вера в значительность и философскую глубину замысла...

Еще раз погубила русского художника христианская идеология. Иванов, Поленов, Ге, Крамской, Репин, Рябушкин, Васнецов - все отдали дань тому же роковому призраку - Христосу. Иванов поплатился жизнью, другие - лучшею частью своего дарования. Плохие "христианские" картины и плохие иконы - действительно какой-то злой рок русских живописцев. Я уверен, что, если бы ни Поленов, ни Ге, ни Васнецов, ни Рябушкин, ни Нестеров не писали "Христов", они создали бы гораздо больше. Одному Репину удалось благополучно пережить опасное самовнушение: репинский "Христос" ужаснул всех, но не обесславил мастера... "Христос" Нестерова оттолкнул от него даже самых искренних друзей. Трудно выразить "идею" менее удачно. Фигура Христа настолько уродлива, что ее невольно хочется закрыть, стереть, чтобы как-нибудь спасти картину, хотя бы один уголок картины - весенние нивы, даль леса, белые березки, небо - где виден прежний Нестеров, автор "Отрока Варфоломея" и "Царевича Димитрия". Чем объясняется это странное упорство русских художников и странное единодушие в стремлении к теме, одинаково для них непосильной? Все тем же трогательным, если угодно, но некультурным в корне заблуждением, что цель живописи - идейное откровение. Написать картину, которая бы воплощала глубокую суть христианства, т. е. творческое понимание высшей моральной проблемы - "Христос"; выразить синтез жизни одним образом, одним вдохновенным видением...

Аполлон Григорьев как-то сказал: русскому человеку нужен святой, с меньшим он не помирится. И так же - русскому художнику нужен Бог, с меньшим он ни за что не мирится. Но Бог-идея - не Бог-красота. Искусство одухотворяется красотой, не идеей. Живопись озаряет божественная вещественность форм, красок, зрительных обольщений. "Идея" - самое внешнее и недолговечное. Красота мира, непосредственное, полусознательное любование земными чарами - вот сущность искусства. Так же и в отношении иконописи, разумеется. Для нас гений древних мастеров - итальянских, фламандских примитивов и их великих преемников Ренессанса - в бесконечной радости для глаз, совсем не в той идее католицизма, которую они выразили. Их картины - молитвы красок, ожерелья драгоценных камней, переливы многоцветных тканей, лучи солнца в золотых волосах мадонн и нежных юношей, сказка неба в праздничных одеждах жизни, россыпи жемчужин и благоухание цветов. Они глубоко религиозные люди, часто - монахи, фанатики веры; но, проповедуя, поучая, призывая к идеалу святости, они оставались художниками, живописцами прежде всего, влюбленными в красивые линии и гармоничные пятна. Для Джотто каждая краска имела свое символическое значение, каждый цвет - эмблема добродетели или порока: белый - чистота, зеленый - надежда, лиловый - страсть... Он никогда не делал мазка необдуманно, видя в сочетании тонов нравоучительную повесть. Но эта тенденциозная схоластика, о которой все забыли, эта мистическая идейность ничего не портит, потому что Джотто, может быть и бессознательно, - не только идеолог христианства, верный учению св. Франциска, но нежный и чуткий пониматель красоты - красивой видимости жизни и декоративной роли религиозной живописи. Если бы он писал не святых и ангелов, а бытовые портреты или пейзажи, он бы не был и тогда менее вдохновенным. Русские художники, мученики идеи, не поняли простой правды: единственно ценная идея для живописца - быть живописцем! Не поняли и Васнецов, и Рябушкин, и Нестеров - все современные иконописцы, возродители православного церковного искусства. Я говорю об истинном понимании-ощущении, не о теоретическом выводе; современный иконописец должен твердо знать то, о чем древние могли и не ведать."


Рассказ Нестерова об Иване Крамском »

"Для меня Михаил Васильевич Нестеров был и остается великим учителем, добрым наставником. Живопись его не ярка, но деликатна, скромна по рисунку, изящна и стройна по исполнению. Стремление души человеческой к великому - к доброте и правде - уловил и воплотил в своих картинах Нестеров. Это ему настолько удалось, что за всей кажущейся патриархальностью, за дедовской Русью мы и до сего дня созерцаем в его картинах неистребимую возвышенную сущность русского народа с его вечным стремлением к добру и миру на земле. Еще начинающим художником, на первом курсе Училища, я впервые увидел его полотна и влюбился в Нестерова, в его благородство. Когда-то я делал копию с нестеровского этюда «Два лада» и всем своим существом художника почувствовал притягательную силу не только самих картин, но и самого художника как личности, всего огромного творчества его. После семнадцатого года Нестеров пришел опять-таки к портрету, к людям. Он как бы не менялся всю жизнь: та же духовная отдача, вдумчивость, любовь к человеку. В советской портретистике его портреты - это духовное явление." (Домашников Б.Ф.)



цветок


М.Нестеров © 1862-2022. Все права защищены. Почта: sema@nesterov-art.ru
Копирование материалов - только с согласия www.nesterov-art.ru :)