Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава восьмая

Весьма любопытно, что Суриков предложил новое название для «Юности Сергия», используя при этом текст известной молитвы «Слава в вышнях богу и на земли мир, в человецех благоволение». Когда картина была привезена на Передвижную в Петербург, то художник С.Д.Милорадович, сопоставляя ее со «Сходкой» Сергея Коровина, сказал, что они обе могут быть интересны как пробные камни для общества и что хорошо бы их повесить одну против другой. После ожесточенных споров картина была принята на выставку, но вопрос о принятии самого Нестерова в члены Товарищества оставался весьма проблематичным. Среди мастеров старшего поколения «Юность Сергия» одобрили только А.И.Куинджи и Суриков. Но Нестерова более всего по-прежнему беспокоило мнение Третьякова о картине, возможность приобретения ее для галереи, но тот отмалчивался. Публика была равнодушна. «Новое время» даже не напечатало имени Нестерова в своем отчете. Правда, утешением служило то, что там не было также имен Серова, Поленова, С.Коровина. В самые сложные периоды жизни Нестеров умел посмотреть со стороны на свое положение, критически оценить его, задуматься. «...И я задумался, - пишет он родным,- но духом не упал... У меня будущее впереди, а если есть талант, то дело не пропадет, надо только выдержать все с возможным мужеством...».

Нестеров более всего ценил такую «правду» в искусстве, которая олицетворяет собой внутренний, поэтический смысл как человека, так и природы. В его письмах тех лет наряду с интересом к событиям художественной жизни мы находим весьма серьезные рассуждения об искусстве, о соотношении содержания и формы, о возможностях средствами пластического искусства выражать сложные духовные идеи, нравственные поиски. Нестеров был удивительно чуток к музыке, понимал и любил ее. Живя в Киеве, несмотря на крайнюю занятость работами в соборе, присутствиями на заседаниях комиссий, он постоянно посещал симфонические и вокальные концерты, которыми в те годы так славился Киев. Почти в каждом письме родным он, как бы преодолевая свою природную сдержанность, рассказывает о новых впечатлениях. Художник не просто полон преклонения или восторга - музыка рождает у него сложные и вместе с тем ясные ассоциации. «Третьего дня,- пишет он родным в феврале 1893 года,- слушал Девятую симфонию Бетховена. Это почти колоссальный Шекспир и Микеланджело вместе». В те годы в Киеве был популярен хор Софийского собора под управлением Я.С.Калишевского. Калишевский давал концерты и в Купеческом собрании. Особенно славился в хоре дискант двенадцатилетнего мальчика Гриши Черничука, который помогал многим, даже просвещенным, понять старую духовную музыку. Часто устраивались концерты, состоявшие из произведений мастеров XVI - XVIII веков: Орландо ди Лассо, Антонио Летти, Джованни Баггиста Перголези, Луиджи Керубини. И Нестеров с интересом пытается познать ранее ему неизвестное. Своему музыкальному образованию художник был обязан семейству Праховых. «Воскресная повинность» бывать у Праховых превратилась у него в постоянную привычку проводить вечера в этой семье, в кругу художников и музыкантов. Сфера интеллектуальных и духовных интересов была для Нестерова, как и для многих художников его поколения, привычной формой жизни. Может быть, этот высокий тонус его духовной настроенности, постижение произведений мировой культуры, увидеть которые ему посчастливилось в самом начале пути, во многом определили ту высокую требовательность, а порой чувство взыскательной неудовлетворенности, которые всегда были так свойственны Нестерову.

Жизни Нестерова в те годы сопутствовали не только духовные приобретения, но и большие утраты. В конце 1894 года, приехав в Уфу, он застал больную мать. «С первых дней моего приезда она слегла, катар, потом водянка сломили ее еще крепкие силы на 71-м году жизни». Вместе с сестрой Нестеров постоянно находился около матери, был он и при кончине ее. В те дни он до глубины души осознал свое горе, горе потери человека, беспредельно ему преданного, понял, что строгая суровость матери определялась чувством горячей, ревностной любви к нему, ее собственным представлением о его благополучии. Художник писал Турыгину спустя несколько дней после смерти Марии Михайловны: «Покойная была с ясным, разумным мировоззрением, с очень сильной волей и крайне деятельна, то, что она переделала в своей области, очень значительно и может служить красноречивым примером неутомимости в труде». В конце сентября 1894 года Нестеров, поселившись в Москве, вплотную работает над эскизами образов для мозаик храма Воскресения «на крови» в Петербурге, построенного рядом с Екатерининским каналом (ныне канал Грибоедова), на месте убийства народовольцами Александра II. Эскизы и картоны для восьми мозаичных образов были заказаны Нестерову еще в 1892 году кавалергардским полком, а также Комиссией по постройке собора. Но работа над ними не была сколь-либо интересной для художника. Он относился к ней как к легкой возможности заработать, называя эти деньги дурными.
Работа над образами для храма Воскресения была далекой от подлинного творчества. Правда, она сблизила его с П.П.Чистяковым, бывшим одним из членов Комиссии по постройке. Нестеров уже в то время мечтал о поездке на Север, в Соловки, с нетерпением ожидал приезда Серова и К.Коровина, отправившихся туда на средства С.И.Мамонтова. Серов и К.Коровин на Соловецкий остров не попали, хотя и привезли ряд первоклассных этюдов. Большим событием для Нестерова было появление на XXIII Передвижной выставке работы В.И.Сурикова «Покорение Сибири Ермаком», и в этом можно усмотреть широту его взглядов и подлинность художественного чувства. Он писал своему киевскому другу художнику В.К.Менку, что «огромное воодушевление картины, героический оттенок ее дает ей право стать в ряд первоклассных художественных произведений».