Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава шестая

В своей картине Нестеров далек от подробной описательности действия. Недаром трудно понять, какой именно момент легенды изображен. Художника, скорее, интересовало не столько само чудесное событие, сколько определение его внутреннего характера, отражение его в душевном строе мальчика. Нестеров изображает момент, когда отрок Варфоломей остановился перед старцем, ожидая окончания его молитвы. Тонкая фигура мальчика, которую художник поместил почти в центре картины, сливается с пейзажем, она кажется органической частью полей, лугов, тонких, трепетных деревьев, зеленых перелесков, этого чисто русского пейзажа с его деревянной церковкой, деревенскими крышами, елочками и извилистой речкой. Природа изображена Нестеровым с глубоким пониманием - это не просто фон для действия, а воплощение поэтического представления о русской природе, о ее нежной красоте и удивительной гармонии. И вместе с тем художник изображает природу просто и безыскусственно: и дома деревни, и сараи, и чуть красноватую крышу деревенской часовенки с серебристо-голубыми главками, перекликающимися с голубой полоской светлого облачного неба. Все пронизано живым, реальным ощущением человеческой жизни, очищенной от повседневной суеты, умиротворенной, прекрасной в своей чистоте. Однако композиция картины построена таким образом, что в ней сознательно нарушаются пространственные планы. Они смещены. Несмотря на реальность изображенной природы, пейзаж условен и отдален. Это сообщает ему и всему действию в целом определенную идеальность образа. Красота и гармония пейзажа как бы являются воплощением идеала чистоты и благорасположенности, долженствующих царить на земле. Но мальчик печален - столько в нем недетской печальной внимательности, какого-то тихого душевного ожидания. Грустный мотив звучит в этом пейзаже, в нем нет ярких красок. Нежные тона ранней осени точно окрашивают бледным золотым цветом всю картину. Но природа трепетна, она прекрасна в своей тихой, чуть грустной тишине. Нестеров добился в этом произведении - и отныне это становится одной из главных особенностей его творчества - удивительной эмоциональности пейзажа, слитности с настроением человека. Несмотря на неправдоподобность сюжета, нет ощущения его ложности и надуманности.

Новизна картины во многом заключена не только в изображении природы. Перед Нестеровым стояла этическая проблема - показать душевную чистоту мальчика, показать идеал чистой, возвышенной, гармонической жизни, связанной с представлениями о духовных идеалах русского народа. Художник впоследствии писал: «Так называемый «мистицизм» в художественном творчестве я понимаю как отражение сокровенных, едва уловимых движений нашей души, ее музыкальных и таинственных переживаний, оздоровляющих и очищающих ее от всякие скверны... Мне, однако, совершенно чужд и антипатичен мистицизм, хотя бы и религиозный, но болезненный и извращающий душу. В искусстве нашем меня всегда больше привлекала не внешняя красота, а внутренняя жизнь и красота духа!» Мальчик не удивлен появлением старца, он точно ждал его и теперь погружен в созерцание. Нестеров утверждает реальность чуда, возможность и естественность этого чуда в духовной жизни отрока Варфоломея, делающего его жизнь столь значительной и необычной. Картина Нестерова «Видение отроку Варфоломею» была новым явлением в русском искусстве. Сверхъестественный сюжет, соединение в картине реального (природы и человека) с видением (фигура старца с чудесным сиянием вокруг головы), повышенная, почти нереальная в своей сверхъестественности эмоциональная характеристика героя, слитность его настроения с настроением, царящим в окружающей природе, окрашенной золотым сиянием осени,- все это были новые моменты в живописи передвижников, доселе ей неизвестные. Картина Нестерова вызвала весьма разноречивые отклики. Почти все петербургские и московские газеты, освещавшие XVIII Передвижную выставку, так или иначе отметили эту работу. М.Н.Ремезов в своей статье писал, что без печатного пояснения, помещенного рядом с картиной «Видение отроку Варфоломею», можно было бы предположить, что художник хотел изобразить «Видение некоему старцу отрока с уздою на руке».
С другой стороны, М.П.Соловьев в своей статье «Русское искусство в 1889 году» писал: «Манера Нестерова вполне оригинальна. В ней нет подражания ни прерафаэлитам, пи романтикам, ни г. Васнецову. Он не подновляет и наших старых иконописцев. Тем не менее картина его проникнута национальным, русским духом... Молодой московский художник вдохновляется иными идеями, коренящимися в глубине народного религиозного чувства».

Отрицание М.П.Соловьевым внешних влияний на создание картины вызвано, видимо, полемикой с критиками, находившими в ней только плохое подражание определенным, чаще западным, образцам. В этом прежде всего Нестерова упрекал Стасов в своей статье, опубликованной в «Северном вестнике», упрекали и другие критики. Хотя хвалебных отзывов было мало, тем не менее новое произведение Нестерова имело большой успех. П.М.Третьяков увидел «Варфоломея» еще в Москве, до отправки на Передвижную в Петербург. Несколько раз приходил смотреть. Картина нравилась, но смущала цена, ибо Третьяков еще не знал состава Передвижной. Потом, перед самой отправкой картины, объявил, что оставляет ее за собой. Но многие были менее благосклонны к новой работе Нестерова. У одних «Варфоломей» вызывал недоумение, у других - даже негодование. Суворин, Стасов, Григорович, Мясоедов признали картину просто вредной и обратились к Третьякову с просьбой отказаться от своего намерения приобрести ее для галереи. Но Третьяков не поддался на эти уговоры. Сказал, что картину Нестерова он купил еще в Москве, а если бы не купил ее там, то купил бы ее здесь, даже выслушав все обвинения.