Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава шестнадцатая

Александр Блок в своей статье 1907 года «Религиозные искания» и народ», полной иронического блеска, писал, что если прежде религиозно-философские споры были уделом лишь немногих «представителей религиозно-философского сознания», то теперь все это становится «модным, доступным для приватдоцентских жен и для благотворительных дам». «Теперь они все опять возобновили свою болтовню; все эти образованные и обученные интеллигенты, поседевшие в спорах о Христе, их супруги и свояченицы в приличных кофточках, многодумные философы и лоснящиеся от самодовольства попы...».
«...А на улице, - писал Блок, - ветер, проститутки мерзнут, люди голодают, их вешают; а в стране «реакция», а в России жить трудно, холодно, мерзко. Да хоть бы все эти болтуны влоск исхудали от своих исканий, никому на свете, кроме «утонченных» натур, не нужных,- ничего в России бы не убавилось и не прибавилось!».
Мало кто-либо с такой силой выразил ощущение времени, как Александр Блок, определил состояние и переживания человека тех лет «политической реакции». Блок писал в своей статье «Солнце над Россией», посвященной восьмидесятилетию Л.Н.Толстого, что за этим «вульгарным словом» стоит та «обыденность и каждодневность, которую мы ощущаем на собственной шкуре с доподлинной силой и яркостью. Это не только «неудобно», «скучно», «томительно». Это - страшно и странно». Блок видел в умонастроениях того времени тень Победоносцева, снова прошедшую над Россией, - «тень старого упыря».

В марте 1909 года, в самый разгар столыпинской реакции, появляется сборник «Вехи», названный В.И.Лениным «энциклопедией либерального ренегатства» и представляющий, по его же словам, «настоящее знамение времени». Авторы этого сборника обрушивались на русскую демократическую мысль, отрекались от освободительного движения, стремились восстановить религиозное миросозерцание. Широкое обращение к религии, ставшее для части интеллигенции исканием выхода из духовного кризиса (а нередко простым следованием моде), не могло не укрепить Нестерова в его воззрениях, в правильности избранного им пути в искусстве. Художник весьма интересовался идеалистической философией,, посещал различные религиозные диспуты, столь бурно процветавшие поело 1907 года, был лично знаком со многими религиозными философами, читал их труды, однако в своих произведениях исходил скорее из увиденного, чем услышанного. Художник нуждался в постоянном жизненном подкреплении. Весьма любопытно его письмо к Турыгину, написанное из Черниговского скита, где он поселился вскоре после заграничного путешествия в мае 1908 года: «Пребывание здесь многое для меня выяснило, композиция «большой стены» (речь идет о композиции «Путь к Христу» для трапезной храма Марфо-Мариинской обители) созрела и окрепла на живых наблюдениях. Если бы ты знал, как народ и всяческая «природа» меня способны насыщать, делают меня смелее в своих художественных поступках, я на натуре, как с компасом. Отчего бы это так? - не скажешь ли ты, мудрец... Натуралист ли я, или «закваска» такая, или просто я бездарен, но лучше всего, всего уверенней всегда я танцую от печки. И знаешь, когда я отправляюсь от натуры - я свой труд больше ценю, уважаю и верю в него. Оно как-то крепче, добротнее товар выходит! В общем, я поработал немного, но вполне достаточно, чтобы ориентироваться в эскизах». Весна в тот год была поздней и короткой. Первая зелень, столь необходимая Нестерову для его замысла, исчезла очень скоро, но ему все же удалось сделать несколько этюдов. Одновременно художник не переставал думать о «Христианах», мечтал написать портреты В.М.Васнецова и архиепископа Антония Волынского. Но надо было выполнять заказы по храму Марфо-Мариинской обители. Уже сам замысел предопределил большой объем работы. Она включила композицию в аудитории (трапезной), а в самой церкви - иконостас, царские врата, композицию «Христос у Марфы и Марии», триптих «Утро Воскресения», «Покров Богородицы», «Христос и литургия ангелов», подкупольное изображение бога Саваофа, две наружные мозаики.

К осени 1908 года основные эскизы были готовы. Нестеров остался доволен ими, считал, что они самостоятельнее прежних его церковных работ. Особенно он был доволен эскизом для композиции «Путь к Христу», считал его удачным и по построению и по цвету. Он уже тогда мечтал поскорее написать все это на стене. Стена достигала 15 аршин, то есть более 10 метров длины, что само по себе уже волновало художника. «Это чувство громадности, которую надо одолеть, - страшно, я люблю, тут есть как бы вызов на бой!» - писал Нестеров Турыгину из Киева в октябре 1908 года. Художника очень привлекала монументальность замысла, он мечтал создать нечто новое и продолжал усиленно работать. Положение его в то время было весьма прочным. В конце 1908 года Нестеров получает предложение занять должность профессора в Академии художеств, но отказывается от преподавательской деятельности, считая «себя недостаточною древностью и беспомощностью в мире живущих, чтобы пленяться участью Беклемишева и Киселева». В том же году комиссия по наследству С.Т.Аксакова задумала построить в Уфе Народный дом с библиотекой, музеем и аудиторией для публичных лекций и предложила включить нестеровскую коллекцию в Народный дом имени Аксакова, и художник был очень этим доволен. В июне 1909 года он неожиданно для себя получает уведомление о присуждении ему золотой медали Международной выставки в Мюнхене за картину «Святая Русь». «Святая Русь» в свое время была приобретена музеем Академии художеств, находилась, по словам художника, «в одиночном заключении» «за черносотенство ее автора». Нестеров знал, что не имеет одобрения своей работе в художественной среде. Ее противниками оказывались весьма противоположные по своим убеждениям люди - Вл.Маковский, Грабарь, Дягилев.