Ирина Никонова о Михаиле Нестерове

Глава двадцать вторая

17 апреля 1930 года Нестеров писал Дурылину: «Перейду к Вашему молчаливому другу. Хотя он и киснет, но искра жизни где-то еще, очевидно, в нем теплится. Хвастается, что не сегодня-завтра начнет писать двойной портрет с братьев Кориных. Я говорил ему, что трудная тема, он свое - «ну так что же, что трудная, зато интересная». Один ему кажется каким-то итальянцем времен Возрождения, другой - русак-владимирец с повадкой Микулы Селяниновича, с такими крупными кудрями...
Оба брата даровиты, оба выйдут в люди...
Подумайте, разве тут какие резоны помогут. «Хочу» и больше ничего.
И я махнул рукой, пусть пишет.
Среди нас не стало Маяковского... да, не везет русским поэтам! Не первого его унесла пуля в небытие...
А весна идет, молодая жизнь вступает в свои права... Да здравствует жизнь! не так ли, дорогой друг?»
Это письмо многое раскрывает в новом замысле художника. Оно говорит и о том, что неудача двойного портрета Тютчевых не остановила мастера, а, напротив, возвратила к нерешенной задаче.
В 20-х годах Нестеров очень дружил с братьями Кориными. Он глубоко ценил одаренность этих талантливых художников, особенно старшего - Павла Дмитриевича, их глубокую серьезность отношения к искусству. Он очень хотел им признания, создания лучших условий для работы. Когда возникли в 1923 году сложности у Павла Корина с копированием в Румянцевском музее картины Александра Иванова «Явление Христа народу», Нестеров просил А.К.Виноградова, известного впоследствии своими историческими романами, в то время бывшего директором музея, создать возможности к спокойному завершению этой работы, которая, по мнению Нестерова, «может служить пособием к пониманию гениального мастерства, того великого совершенства, которое достигнуто при кажущейся простоте Ивановым - этим трагическим русским гением». В 1927 году он обращается в Комиссию по Октябрьским заказам с просьбой ассигновать средства на командировку П.Д.Корина в Италию.

В 1929 году Нестеров писал Нерадовскому: «Павел Дмитриевич имеет почти все, чтобы быть большим художником, мастером, художником с большим специальным умом и сердцем. У него есть все, что ценилось в мое время, что было в лучших художниках моей эпохи. И что, надеюсь, еще когда-нибудь и как-нибудь вернется, как неизбежная реакция - всяческим кривляниям (они часто называются сейчас «исканиями»), салонной болтовне и всяческому моральному безразличию». В конце 1929 года Нестеров радуется удаче Александра Корина в его копировании «Мадонны Литты» Леонардо в Эрмитаже. «Копия такова, - писал он Дурылину в начале 1930 года, - что те, кто много видели копий по заграничным музеям, уверяют, что лучшая и совершеннейшая - только что сделанная. Ее техника равна тому содержанию, тому высокому художественному смыслу, что вложил в нее Леонардо да Винчи». Нестеров постоянно говорил и писал своим друзьям и знакомым о Кориных. «Оба брата, - сообщал он Нерадовскому, - дают много и давно мне радостей. И я желал бы, чтобы и художество их не осталось шапкой-невидимкой». Нестеров представлял себе трудности работы над двойным портретом, очень волновался. Рассказывая Турыгину о своем новом замысле, он писал в апреле 1930 года: «Ведь знаешь, несмотря на сорокалетний опыт, у меня не было никогда самоуверенности, даже образа я боялся начинать. А картины, портреты - тем больше... Как школьник». Писал Нестеров портрет в мастерской братьев Кориных. Жили они в то время на Арбате, в доме № 23, на чердаке которого и помещалась мастерская, уютная, с хорошим светом. Единственным ее недостатком было то, что в летнюю погоду там под крышей стояла невероятная жара. Мастерская делилась на две части - в одной из них жил Павел Дмитриевич Корин с женой, в другой - его младший брат Александр. Бывали здесь художники, бывал А.В.Луначарский, но особенно часто посещал братьев Нестеров. Здесь Павел Корин писал свои этюды к так и незавершенной им картине «Уходящее». Во всех углах мастерской стояли гипсовые слепки с античных статуй, на стенах - копии античных барельефов. Их подобрал Корин в учебных классах Московского Училища живописи, когда они оказались выброшенными радетелями новой системы обучения, считавшими, что прежняя, классическая, отжила свой век. Было в мастерской несколько старинных икон, были старопечатные книги, старинные вещи из Палеха. Из мебели - несколько стульев и стол.

Подготовительная работа к портрету, как всегда, оказалась небольшой. Нестеров сделал несколько акварельных и карандашных набросков, наметивших общую композицию. Они мало отличаются друг от друга в постановке фигур. Однако художник никак не мог выбрать предмет, который Павел Корин показывает своему брату, - то это был лист бумаги, то танагрская статуэтка. Наконец он увидел у одного коллекционера небольшую античную вазу и остановился на этом мотиве. Во время работы Нестеров, по свидетельству братьев Кориных, вел с ними очень длительные и серьезные беседы об искусстве, главным образом об искусстве Возрождения. Сначала была написана фигура Павла Корина, затем - Александра. «Работая со мной, - вспоминает А.Д.Корин, - Михаил Васильевич говорил: «Ваше лицо для меня особенно трудно. Мне надо в вас увидеть, докопаться и выразить то, благодаря чему вы написали вашу «Мадонну». Задача, которую Нестеров ставил перед собой в этом двойном портрете, была не из легких. Он стремился передать всю сложность отношения художников к искусству, показать глубокую сосредоточенность людей, поглощенных мыслями о своем предназначении, охваченных высоким торжественным восхищением великими творениями. Видимо, этим объясняется сюжетное решение: Павел Корин показывает своему брату Александру античную вазу, и этот момент объединяет действие.