Часть четвертая
640. Е.Е.ЛАНСЕРЕ
Москва, ноябрь 1941 г. (рукой Лансере: получил в Песках 3/XII)
Дорогой Евгений Евгеньевич!
Рад был получить от Вас весточку, узнать, что Вы и Ваша семья благополучно здравствуете. Вы даже начинаете работать, как все это хорошо. В такое тяжелое время, что мы переживаем, такое благополучие, как возможность заниматься любимым делом, - ведь это «дар богов»... Не так ли?
Наш телефон, как и все в нашем районе, давно выключен, до того же я, время от времени, звонил к Вам, и незнакомый голос отвечал, что Вы благополучны и что Вы в Песках.
Сейчас приближаются особо тревожные дни, быть может, недели, месяцы. Мы готовимся к ним, я, в мои годы, тем более, т.к. на мою долю выпала долгая жизнь, пришлось много видеть, знать, быть может, больше, чем я хотел бы, но и самое плохое, увы! неизбежное меня не пугает.
Другое дело молодежь, она не жила еще и многое ей кажется заманчивым, но она едва ли увидит ту жизнь, ту патриархальность, как в царстве сказочных «Берендеев», какую прожили мы и так от которой стремились к неизведанному.
Вы спрашиваете, кто из нашей братии, художников, остается в Москве или близ ее.
Скажу, что слышал, что знаю. На днях посетили меня супруги Кончаловские, они полны своими недавними переживаниями, такими необычными, яркими. Бывает у меня и Алексей Викторович. Он, после долгих колебаний, остается в Москве, оградив свой «замок» фанерными ставнями и ямой на дворе, куда и удаляется с семейством в часы тревог. [...]
Не уехал К.Ф.Юон, тот будто бы сказал, что «желает умереть в Москве», что ж, и то дело. Здесь же хотят сложить свои кости Дейнека, Павел Кузнецов, Илья Машков, Куприн, старик Бакшеев, Милорадович (которому за девяносто лет) и кое-кто еще.
Сивцев Вражек посещают друзья и знакомые почти как обычно, чаще других братья Корины. Одни из последних, и не без приключений, покинули Москву Вера Игнатьевна и Сергей Васильевич Герасимов. Молодежь Института3 частично отправилась в «пешем строю», без риска быть высаженной на дороге.
Здоровье мое так себе, что вполне естественно в мои годы, и все привходящее особого значения здесь не имеет. Неважно себя чувствует Екатерина Петровна, того хуже старшая дочь и сын. Я много читаю из давно прочитанного, возобновляю в памяти Вольтера, Сервантеса и других господ, давно покинувших свое земное странствие.
По «специальности» ровно ничего не делаю. Разные запоздалые думы стучатся в стенки моего черепа.
Спасибо Вам большое, дорогой Евгений Евгеньевич, за доброе отношение ко мне, старому. Я очень и очень ценю и давно люблю Вас, Ваше прекрасное искусство, оно посейчас сохраняет свою свежесть. [...]
641. Е.И.ПИГАРЕВОЙ
Москва, 7 декабря 1941 г.
[...] Сейчас у нас сидят Оля и Надежды Васильевны сестра, и мы говорим о чудесном Муранове, о том, как там хорошо (даже теперь), возвращаемся мыслью к прошлому, увы! к «прошлому» и, быть может, невозвратному! Мы пока что благополучны, но стрельба идет с раннего утра и до ночи, ночью же, как ни странно, я сплю, ни в какие убежища не хожу. Когда бодрствую - много читаю хороших книг. Бывают знакомые, говорим о том, о сем, касаемся возможности остаться без валенок, без шуб и проч. Слушаем поневоле всякие слухи, они разнообразны, но я любитель хороших слухов и их мое ухо охотно ловит на лету.
Сегодняшний день вспоминаются дни былые - давно, давно минувшие. Моя мысль охотно возвращается назад, так лет за пятьдесят!!
Однако боюсь нагнать своими далекими воспоминаниями на Вас тоску, а потому умолкаю. Прошу передать мои сердечные приветы Софье Ивановне, Николаю Ивановичу и Вашей молодежи. Она - лучшее средство чувствовать себя «современным человеком», конечно, с большими оговорками...
Искренне уважающий Вас Михаил Нестеров.
642. С.Н.ДУРЫЛИНУ
Москва, 9 декабря 1941 г.
Дорогой Сергей Николаевич!
Ваши оба письма получил, получила и Екатерина Петровна. День 7 декабря прошел почти, как всегда, был народ, были цветы и прочее. Екатерина Петровна будет Вам отвечать сама, я же при оказии пришлю Вам не открытку (они скорее доходят), а «большущее» письмо.
Живу я по-старому, надеждой, что мы скоро прогоним врага и супостата в его Vaterland. Довольно он у нас набедокурил, пора и честь знать.
Здоровье мое то так, то эдак. В бомбоубежище не ходим, мне носить туда свои восемьдесят лет трудно.
Много читаю, сейчас занят чтением некоего Исаака Массы, голландца, описывающего XVII век до конца царствования Грозного, Федора Иоанновича, Бориса и Самозванца. Во веки веков мы были те же, что сейчас. Прелюбопытный народ...
Дальше » |