» Вступление » Часть первая » Часть вторая » Часть третья » Часть четвертая - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42 - 43 - 44 - 45 - 46 - 47 - 48 - 49 - 50 - 51 - 52 - 53 - 54

Часть четвертая

Вы оба впитываете в свой художественный организм эти великие злаки гениальной эпохи, гениальных художников и мастеров своего дела. Все это послужит фундаментом, на котором Вы построите Ваше творчество, может быть, Вашу славу. Так-то, друзья мои! Что сказать Вам о себе, о своей старости, она приходит к своему западу, да. Моя поездка в Сочи не была полезна мне в этом году: молодые эскулапы, видимо, «перелечили» меня, «перемацестили» в Мацесте. Это бывает... Вернулся я в Москву в худшем состоянии, чем уехал, здесь показался старым, опытным врачам - моим друзьям, и они подивились тому, как я еще вернулся, а не остался там, на Кавказском побережье навеки... Сейчас они взялись меня перелечивать, посмотрим, что из этой затеи выйдет. Был я на днях у Пашеньки, видел и Татьяну Александровну. Нашел их в добром здоровье. Каждый день они получают Ваши письма с интересными иллюстрациями виденного, радуются за Вас, переживают с Вами все, что открывается перед Вами, и мне было приятно посмотреть на их молодое счастье Вашим благополучием, Вашей работой, а работать-то Вы умеете, это-то я знаю давно, хорошо знаю. [...] Буду рад, если Вы время от времени побалуете меня, дадите о себе весточку, по мере передвижения своего на юг, к Неаполю, или на север, к Болоний, Венеции и дальше к Парижу. Попробуйте вместо поднадоевших Вам макарон - ризотто, славная вещь! Понравилось ли Орвието, вспомнили ли там обо мне? Вспомнили, ну, спасибо!

1932
501. С.Н.ДУРЫЛИНУ
Москва, 12 января 1932 г.
[...] Сейчас читаю де Кюстина (современное издание, 1930 года). Читаю с интересом. Его характеристики иногда верны и обидны для нас, иногда он, западник своей эпохи, ровно в нас ничего не понимает. Его спасает самоуверенность, непогрешимость иллюстраций. Ведь редкие из них объективны. Иное впечатление делает небольшая книжка Петрова-Водкина «Хлыновск». Этот живописец, а не литератор, нашел такой верный, мягкий и живой тон в повести о себе, о своих близких, деревенских, простых, но хороших людях. Читаешь - их видишь, с ними живешь, ихними радостями радуешься, их горем горюешь. Почему-то вспоминается старик С.Т.Аксаков с его «Семейной хроникой». Только иное время, иной быт, та же жизнь, теплота и безыскусственность. Такой ли он - этот Петров-Водкин - живописец. Я его плохо знаю, надо бы было узнать, да лень идти в галерею. Работы Богаевского видел в продолжение минувшего года, они «тематичны», и прежний Богаевский в них лишь просвечивает. [...]

502. П.И.НЕРАДОВСКОМУ
Москва, 21 января 1932 г.
Глубокоуважаемый Петр Иванович!
Ваше и Александра Андреевича письма я получил, благодарю Вас, радуюсь, что он благополучен, работает, трудится... В Вашем письме говорится о том, что А.А. намерен принести свой материал в музей. Думается, что не весь он должен поступить туда теперь же в полную собственность. Вторая половина его может быть, до известного времени, передана лишь на хранение. Так ли я понимаю его? Насколько мне известно, вторая половина материала подлежит его переработке. Сообщения Ваши о реконструкции Русского музея могут радовать, тем более что и у нас в Москве будто бы есть тенденция взять за музейный образец Музей изящных искусств. Вчера, по получении Вашего письма, была у нас Пашенька, и я ей прочел часть его, где говорится о братьях, об их успехах. О таковых и у нас ходят слухи. Братья очень задержались в Риме. Вместо предполагаемых трех недель пробыли там почти три месяца. И лишь 17-18-го выехали в Неаполь дня на два-три. Сейчас они в Сорренто в гостях у Горького, который их нетерпеливо ждал. «Мадонна Литта» якобы имеет совершенно особый успех. Я видел фотографии с Павла Дмитриевича и Александра Дмитриевича (у Пашеньки), снятые с них для визы. П.Д. очень интересен, выглядит по-иному, чем мы его знаем. Александр Дмитриевич очень пополнел. Наработали они очень много. Рисунками иллюстрированы письма обоих к жене и невесте. Рисунки Павла (перерисованы из альбомов) очень мужественны, напоминают давно минувшие времена художников, влюбленных в Италию, умеющих ее понимать, чувствовать... Сердце мое радуется, глядя на все, слыша о них хорошее. Микеланджело и Рафаэль ими всецело овладели. Теперь надо желать, чтобы оба эти титана не придавили, не убили в них индивидуальности. Нелегко будет связать виденное, пережитое с тем, что живет, просится наружу в их, коринском, творческом духе. И все же я надеюсь, что Италия будет, как Вы говорите, для них «историческим» моментом. Также надеюсь, что довременные похвалы не помрачат их головы. На севере Италии, а потом, быть может, в Париже еще много придется пережить обоим. Одна Венеция с Тицианом и Веронезом могут наделать немало хлопот. Оба они понимают значение «живописи», ее соблазнов, ее велений. Трудная задача - все переварить и остаться все же «Кориными». И это все так необходимо. Однако я разболтался, но Вы поймете, что тема «Корины» слишком для меня захватывающе интересная тема.