Часть четвертая
1933
520. С.В.МАЛЮТИНУ
Москва, 7 января 1933 г.
[...] Я охотно воспользуюсь Вашим предложением посмотреть Ваши работы, я всегда любил их.
К сожалению, я три недели не выхожу из дому, у меня грипп, но сейчас мне лучше, я надеюсь через неделю-другую выйти на воздух и тогда осуществить наше общее желание, повидаться, поговорить об искусстве, его ведь с молодых лет научили нас любить наши учителя, и мы его любим само но себе, верим в его красоту, в чистую, здоровую природу его. Итак, до скорого свидания.
521. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 26 января 1933 г.
Что-то от тебя нет давно обещанного «большого» письма (большие вы «мудрецы» с П.И., а мы тут кое-как живем). Вот завтра хоронят добрейшего Аполлинария Васнецова. Он хворал долго (был у него рак), а перед тем долго жил, много и хорошо работал, написал немало прекрасных картин, и если Левитан был лирик чистой воды, был истинный поэт, то и покойный Аполлинарий был поэт-романтик. Никто, кроме него, так ярко не изобразил ландшафты моей родины, быстрых уральских рек, сибирской тайги... Не стало еще одного старика, жившего в эпоху пышного цветения русского искусства. [...]
522. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 1 февраля 1933 г.
Сейчас подали твое «большое» письмо. Как усердный писака, отвечаю тебе тотчас, тем более что еще темно и «хорошую» картину писать невозможно, а что она хорошая, так это верно, хорошая по теме, а ведь твой Рескин этому делу (теме) придавал немало значения, да и мы, старые передвижники, от тем не бежали, понимая их по-своему, по-русски, соответственно своему времени. Моя тема - типичная моя тема. Она, конечно, имеет все элементы, из которых можно безошибочно сложить мою художественную персону. Тут есть и русский пейзаж, есть и народ, есть и кающийся (черт ли в том) интеллигент, все есть, а есть ли или будет ли соответственное уменье - это посмотрим, когда хорошая картина будет кончена. За время пребывания у нас Алексея я в последние дни, в плохую, темную погоду, больной (и сейчас еще сижу дома с осложнением после гриппа) написал с него этюд «испанца», контрабандиста. Этюд, говорят, удался, по крайней мере бывший на днях Грабарь (щедро же накупили вы у него для музея, чуете, у кого надо и у кого не надо покупать) неумеренно им восхищался, да и другим он нравится: и «испанец» есть, и похож, да пожалуй, и написан не по годам свежо. Ну вот тебе, как я расхвастался, и картину-то я пишу хорошую, и этюд вышел, чуть не веласкезовский.
За болезнью не видал выставки Кончаловского и его Пушкина без штанов. Не мытьем мы берем, так хоть катаньем... А этюды и кое-что еще, слышно, у Кончаловского вышли неплохи. [...]
523. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 15 марта 1933 г.
Давно от тебя нет вестей, цел ли ты? Я мотаюсь, что-то делаю, что похоже и на дела, и на безделье. Кончил картину, что носил в чреве своем с 19 года. Как будто что-то вышло и чего-то не вышло. Показывал кое-кому, одобряют, говорят, что «глубоко», а черт ли в том, если «только глубоко». Не так ли? Затеваю другую, на пушкинский стих «Отцы-пустынники и жены непорочны». Предполагается винегрет из Нестерова. Да и что иное ждать, когда малому через два с половиной месяца стукнет семьдесят один год!
На днях Малютин прислал подарок: великолепно написанный лошадиный череп, - что это? - напоминание о бренности нашей или просто глупость «злого Карлы», как его зовет «добрый Грабарь». [...] Я как-то был в галерее (после пяти лет, что не был там). Скверный вокзальный Ивановский зал, окрашенный в «крем-цвет» с его несуразными перегородками, кои мешают, заслоняют «Явление» и совсем погубили бедного Федотова. На мне вновь «почиет благоволение», и я почти весь вывешен, в витринах около картин мои эскизы «Св. Руси», «Марфы и Марии» и другие. Великолепно представлены образа. Там отдыхает душа и глаз.
Я, помнится, писал тебе о книге Петрова-Водкина «Хлыновск». Недавно вышла вторая его книга, не менее живая, яркая и свежая - «Пространство Эвклида», - прочти, там много интересного про нашего брата и о многом другом. Писания его пером куда выше писания его кистью. [...]
524. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 4 апреля 1933 г.
[...] Недавно окончил еще один «шедевр» на стихи Пушкина: «Отцы-пустынники и жены непорочны». Ясное дело - на этом холсте собрались все Н[естеровск]ие пустынники и все жены... (ох уж мне эти жены! хотя бы и непорочны!). Был в галерее, где сейчас прекрасная выставка икон. Там идет перевеска, которая по счету - один аллах ведает. Мне повезло, я почти весь выставлен, хотя и в разных концах галереи, выставлены даже и эскизы, например - «Св. Руси» и обительские. Так что если П.И. решится повесить мою большую картину, то здесь этому не удивятся. Повешены сейчас и портреты, хотя и плохо. Вообще же кутерьма в галерее великая, и совет из 26-ти собираться будет лишь один раз в три месяца; а всем, как и раньше, вертит Федоров-Давыдов. В число 26-ти входят Грабарь, Юон, Лентулов и множество других художников и не художников. Время скажет, что из такой окрошки выйдет.
Был на выставке Лентулова - человека с талантом, но одержимого «новаторством» со дня своего появления на свет. Сейчас он более «реалист», чем раньше. Есть хорошие вещи, хотя они тонут в вещах «эксцентрических», коих век миновал. Рад, что П.И. оканчивает твой портрет, хотел бы его видеть. [...]
Дальше » |
