Часть четвертая
Павел Дмитриевич имеет почти все, чтобы быть большим художником, мастером, художником с большим специальным умом и сердцем. У него есть все, что ценилось в мое время, что было в лучших художниках моей эпохи. И что, надеюсь, еще когда-нибудь и как-нибудь вернется, как неизбежная реакция - всяческим кривляниям (они часто называются сейчас «исканиями»), салонной болтовне и всяческому моральному безразличию. Как ни велики силы зла, но и добро могущественно.
Что сказать Вам о делах московских? Они таковы: «блаженный Аполлинарий» устраивает свою «посмертную» выставку в... Ивановском зале Румянцевского музея. Устраивает вопреки, казалось бы, собственному убеждению, т.к. года три тому назад он был одним из немногих, ратовавших за оставление великого Иванова в том помещении, кое для него было создано. Ратовал за то, чтобы выставить все его этюды и проч., и вот теперь - подите же... все позабыто, и он, влекомый какой-то недоброй силой, добился того, что Ивановский зал отдан, после долгого упорства В.И.Невского, ему, Аполлинарию. Таким образом, не кто иной, не Федоров-Давыдов, не Штеренберг, а он, А.М.Васнецов, нарушил то, о чем так взывал, расточал свое красноречие. Он создал прецедент к ряду других выставок в Ивановском зале (который от такого нашествия еще месяца два тому удалось нам отстоять). Сейчас Невский заявил, что если такие выставки будут еще, то он всего Иванова попросит убрать, залу очистить... А Кристи уже был и вымерял размеры картины... Словом, все, что было так хорошо и с такими трудами налажено, Аполлинарий разрушил из побуждений личных, эгоистических...
Большая картина будет закрыта, этюды сняты. А если за сим произойдет и переноска картины, опять лишь во временное помещение галереи, трудно себе и представить, что станется, т.к. картина осыпается. [...]
Уж так ли это необходимо?..
Галерейные «политики и дипломаты», все гг. «Талейраны» из Лаврушинского переулка, сейчас деятельнее своих праотцев времен Венского конгресса, Священного союза... Они и жить торопятся, и угождать спешат... Однако довольно...
476. П.И.НЕРАДОВСКОМУ
Москва, 27 мая 1929 г.
Глубокоуважаемый Петр Иванович!
Вернувшись в субботу из Муранова, застал у себя петербуржцев и москвичей в горячих разговорах.
Говорили, спорили о «музейном патриотизме». Толковали о насильственном переселении бедных «Смолянок» из Питера в Москву, Ивановских эскизов из Москвы в Питер. Пришлось и мне принять участие в дебатах. Конечно, и я понимаю музейный, так сказать, междуведомственный патриотизм. Люблю же и приветствую патриотизм «просто».
Инициатива переселения прекрасных девиц исходит от наших московских «Талеиранов». Они, ревнуя не столько о «благе искусства», о Левицких и Ивановых, сколько о благоденственном и мирном житии своем, задумали учинить некую неприятность Русскому музею, предложив ему поделиться с Третьяковской галереей своими знаменитыми «Смолянками». Русский музей ответил согласием, поставив условием - передать ему часть... Ивановских эскизов (также эскиз «Явление Христа народу»).
По всей вероятности, предложение Русского музея было сделано с расчетом на то, что Третьяковская галерея на такую сделку пойти не решится, однако московские «Машкиавели» ни на минуту не задумались: часть Ивановских эскизов отдали. Что им Иванов, что им Левицкий!
Их музейный патриотизм, их ведомственное самолюбие выше всяких Ивановых и Левицких... Так было, так будет и впредь.
Дорогой Петр Иванович, Вы, умудренный опытом в такого рода делах, но любящий и само наше дело, дело искусства, ревнующий о нем, Вы видите, сколь необходима в данном случае цельность. Вы знаете, что ни «Смолянок», ни Ивановских эскизов дробить нельзя.
В крайнем случае менять одно на другое можно лишь целиком, отдав всех Смолянок в Москву, взяв все эскизы Иванова в Русский музей. Делить то и другое - плохая услуга Искусству.
Эскизы - не этюды, в коих нет цельного, объединяющего задания. Эскизы Иванова - это большая, цельная тема. Она, эта тема, и под спудом должна быть единой. И Вы, быть может, найдете иной, более удачный выход, равноценный предлагаемому, чем «успокоите умы».
Искусство, как и душа человеческая, вещь деликатная, играть им нельзя. С Вами обо всем «таком» я говорить стану, с «ними» вообще говорить не о чем. Их удел - интриги и делячество.
На днях получил письмо из Уфимского музея. Присланным довольны выше меры. Еще раз и я благодарю Вас за сделанное для музея. Благодарю Васи за личный дар Ваш. Рад я, что мой приятель А.Д.Корин пришелся Вам по вкусу.
При благоприятных обстоятельствах много можно ожидать хорошего от обоих братьев. Особенно от старшего, человека высоких понятий, способностей и настроений.
477. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 7 июня 1929 г.
[...] Осуществил ли ты мое желание - сделать урезки в письмах? Сделать это необходимо: чем меньше празднословия будет оставлено, тем «умнее» мы с тобой будем выглядеть...
Да! вот что еще: у тебя, «помнится», есть письма Крамского - достань книгу, вытри с нее пыль, найди там письмо И.Н. (ему был тогда двадцать один год) по поводу смерти великого Иванова. Какая горячность, яркость и сила мысли и чувства! Какой великолепный юноша двадцатилетний Крамской! Едва ли кто, когда-либо, говорил так об Иванове. [...]
Дальше » |