Часть четвертая
494. П.И.НЕРАДОВСКОМУ
Москва, 30 сентября 1930 г.
Глубокоуважаемый Петр Иванович!
Хочется с Вами поделиться грустными мыслями, воспоминаниями...
У нас прошел слух о смерти Ильи Ефимовича Репина. Не стало последнего из славной плеяды ранних передвижников.
Вместе с И.Е.Репиным ушла целая эпоха русского искусства, эпоха необычайного его расцвета.
Илья Ефимович был одним из самых даровитейших се деятелей.
Феномен по своей природе, он рано понял свое призвание, а поняв, стал с необыкновенным упорством преодолевать великие трудности живописного искусства, доведя его до огромной высоты, до совершенства.
Тогда было счастливое время: после Иванова, Брюллова, после огромного напряжения художественного творчества наше искусство, передохнув, прислушиваясь к голосу времени, к грядущей новой эпохе в жизни народа, искусство, творчество народное, распустив крылья, готово было обновленным подняться ввысь...
Первыми признаками его возрождения были картины Федотова, Перова, Ге, Крамского... Следом за ними появился Верещагин со своей «Туркестанской коллекцией», юный Васильев с невиданными пейзажами, Антокольский с «Грозным», а там Репин с «Бурлаками», Виктор Васнецов с первыми сказками, Суриков со «Стрельцами», Куинджи со своими солнечными эффектами...
Над русским искусством снова взошло солнце, ожила наша земля... Появился скромный, молчаливый Третьяков; без громких фраз он объединил художников - больших и тех, что поменьше; оставляя их свободными в их замыслах, мечтах, он дал возможность осуществлять их радостно, и художники показали свое истинное лицо, свою творческую природу, отличную от тысячи других. Работа закипела надолго. Появилась Третьяковская галерея - пантеон русского искусства, туда скромный, молчаливый человек собирал все самое яркое, талантливое, нередко подчиняя свои вкусы творческой воле художников.
И что ни год, что ни «Передвижная», эта ярмарка тогдашнего художества, то имя Ильи Ефимовича Репина более и более становилось нам, художникам, и русскому обществу дорогим. Картин его ждали, а он, зная, что великий талант его обязывает, что каждая его картина, всякий портрет есть не только личное возвышение, но и возвеличение родного искусства, он с терпеливой настойчивостью вынашивал каждую вещь. Огромный, стихийный талант, отличный мастер, он мог бы затопить любую выставку своими картинами, портретами, дивными этюдами, рисунками (так был он продуктивен), он, как и все художники его времени, выставлял на суд публики лишь самое совершенное. Потому-то каждая картина, портрет Репина были событием. Проходили десятки лет, а люди помнили не только самую картину, год ее появления, но и то место, где она стояла на выставке. Говорили: «Это было в год появления «Не ждали» или «Святителя Николая».
Художники, малые и большие, с одинаковым чувством ждали новых творений Репина, а их появление - была общая наша радость, и на выставку валом валил народ. В те времена и в помине не было позорного слова «халтура», и всякие признаки ее гибли бесславно.
Появление «Царевны Софьи», «Проводов новобранца», «Крестного хода» или «Грозного», а позднее «Запорожцев» были праздниками всего русского образованного общества.
Художник огромного диапазона, Илья Ефимович живо откликался на все вибрации жизни, он отражал в своем творчестве как красоту, так и уродливости окружавшей его жизни. Он был, быть может, самым убедительным повествователем современности, иногда возвышавшимся до Толстого.
Я помню день появления «Крестного хода». Выставка была в Академии наук; в конце зала, направо, виден огромный «Крестовый ход». Мы, художники, спешим туда, там - толпа, восторги, дружественный суд. Напротив «Крестного хода» не то «Неизвестная», не то «Портрет г-жи Вогау» Крамского.
Общее возбуждение, все разделяют торжество автора, а торжество было полное.
Жизнь на картине бьет ключом, солнце сияет, оно залило светом огромную движущуюся толпу. Кое в чем видны нарочитости, тенденциозность, но ведь это «соль», без которой в те годы нельзя было обойтись... Нам, молодым тогда, «Крестный ход» нравился своими красочными откровениями, подлинным солнцем, в коем купается толпа богомольцев. Солнцем залит золотой купол фонаря, что несут мерным шагом столь знакомые мужицкие фигуры, а там горожане, кто их не знал тогда, они были вырваны из самой гущи быта, а вон там, среди певших, и наш Аполлинарий Васнецов! Стоим, восхищаемся дивным автором, славим его, величаем. Успех картины огромный, Третьяков еще до выставки приобрел ее в галерею.
Проходит год или два - появление «Не ждали».. Тема, такая близкая интеллигентскому сердцу, для нас, тогдашней молодежи, привлекательна в картине не тема, а свежая живопись, полная света комната, дивное выражение вернувшегося, утратившее свою прелесть после переписки автором головы, - до того такой тонкой, сложной, нервной...
А вот и «Иоанн и сын его Иван». Это уже всероссийская сенсация. Петербург взволнован, можно сказать, потрясен; все разговоры около «Грозного», около Репина, «дерзнувшего» и проч. Восторги, негодования, лекции, доклады, тысячи посетителей, попавших и не могших попасть на выставку. Конный наряд жандармов у дома
Юсуповых на Невском, где первые дни открытия Передвижной стоял «Грозный». Потом его опала, увоз в Москву, в галерею. «Грозный» был кульминационной точкой в развитии огромного живописного таланта И.Е.Репина. На картине страшное злодеяние обезумевшего царя как бы вышло из забвения истории. Царь - и отец - убил в безумном гневе сына. Ужас охватил всех так, как бы событие совершилось въявь. Потоки крови, коей художник залил картину, вызывали патологические ощущения, истерики и проч.
Дальше » |
