На главную             О русском
художнике
Михаиле
Нестерове
Биография Шедевры "Давние дни" Хронология Музеи картин Гостевая
Картины Рисунки Бенуа о нём Островский Нестеров-педагог Письма
Переписка Фёдоров С.Н.Дурылин И.Никонова Великий уфимец Ссылки  
Мемуары Вена 1889 Италия 1893 Россия 1895 Италия, Рим 1908   Верона 1911
Третьяков О Перове О Крамском Маковский О Шаляпине   О Ярошенко

Письма Михаила Васильевича Нестерова

   
» Вступление
» Часть первая
» Часть вторая
» Часть третья
» Часть четвертая - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42 - 43 - 44 - 45 - 46 - 47 - 48 - 49 - 50 - 51 - 52 - 53 - 54
Михаил Нестеров   

Часть четвертая

Большей сенсации на моей памяти не вызывало ни одно художественное создание - дальше шел уже Шаляпин со своими трагическими образами, с особым, ему присущим умением их преподносить обществу. Так проходила жизнь и деятельность одного из славнейших художников моего времени, времени яркого расцвета русского художества, времени создания Третьяковской галереи и Русского музея, этих неоценимых сокровищниц нашего искусства, отразившего в живописи жизнь, события, людей, современность и историю народа не менее ярко, чем то сделали Толстой, Достоевский, Тургенев и другие в нашей литературе. Поело Карла Брюллова не было, быть может, живописца, столь властно распоряжавшегося своей палитрой, как покойный Репин. Ему, как и Брюллову, не нужны были «темы», и не в них была сила этих феноменов нашего живописного искусства. Мне не хочется говорить сейчас о недостатках репинского искусства, они были... Меня сейчас печалит мысль - нет Репина, как нет уж никого из его славных сверстников, нет Васильева, нет Виктора Васнецова, нет и Сурикова, нет и многих других. Всем им вечная память!
Простите, меня за длинное письмо. - На душе тяжело... хотелось вспомнить былое.

1931
495. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 18 мая 1931 г.
[...] Сейчас у нас весна. На балконе цветут анютины глазки, распустились липкие листочки березки. Хорошо! Лето проведем в Москве, быть может, наезжая днями в Мураново. Осень тоже, вероятно, на Сивцевом, т.к. денег нет. Идет ряд выставок: Бродского, Юона, Павла Кузнецова и сейчас Ассоциации советских художников. На последней - «посмертный уголок» Архипова. Какой отличный мастер! Правда, - внешний, но такой яркий, сияющий, молодой в шестьдесят восемь лет, молодой, если не юный: за два-три месяца до смерти. Недаром он когда-то собирался прожить тысячу лет! Что тебе сказать еще... Я молчу, то есть не беру кисти в руки, зато язык еще болтается. 25 мая (по-старому 12-го) можешь поздравить меня с юбилеем: в этот день сорок пять лет тому назад я получил «классного художника». Это почетное звание и несу по сей день с возможным достоинством. 25-го тебе представляется случай выпить «беникарло» за мое здоровье, а мы сделаем это здесь, на Сивцевом Вражке, в обществе немногих друзей (о юбилее, конечно, никто не знает, даже те немногие, кои приглашены на этот вечер).[...] Что читаешь? Прочти англичанина Беннета, забавно, и Андрея Белого «На рубеже двух столетий».

496. С.П.ДУРЫЛИНУ
Москва, 29 мая 1931 г.
Дорогой друг мой!
Спасибо Вам, Ирине за вести о Вас, о Ваших работах. Все это радовало бы меня, если бы не Ваше нездоровье. Оно всему помехой. Как его избыть, что делать? Весна, солнце, в нем, казалось бы, могли Вы обрести силу, здоровье... Так нет-с... Предыдущее письмо Ваше с предложением написать ряд портретов-картин, картин-характеристик, поэм, имеющих в себе, кроме основной, формальной темы, еще смысл и значение привходящее... Все это заставило меня сильно пошевелить своими стариковскими мозгами, подойти к Вашему предложению и так и эдак, поговорить о сем с близкими и ближними людьми, словом, отнестись вполне серьезно, тем более что Вы этому делу придали как бы решающее значение. И вот к каким выводам я пришел: нам, художникам-живописцам, как известно Вам, положен предел. Вы же указываете мне путь, лежащий за этим пределом. За ним начинается область нам неподвластная, чуждая, запретная. За нее лучше не совать нам свой нос, и вот почему: область, Вами указанная, - область литературы, поэзии, связанной с писательством, со словом, и эта область слова ревнива, она не допустит к себе ни живописца, пи музыканта, как они, в свою очередь, ощетинятся на излишнее вмешательство в их пределы - литературы, слова. Вы указуете и те базы, на которых мог бы я утвердить свое творчество. Они сами по себе ценны и характерны для названных поэтов, но для нас, живописцев, они в лучшем случае будут поводом сделать к этим поэтам более или менее удачные иллюстрации; не более того. Оговариваюсь: если эти поэты-писатели не возбудят в нас - живописцах - самостоятельных художественных побуждений, образов (для меня таким был Мельников, для Врубеля - Лермонтов). Найти творческое лицо поэта в его портретном изображении? хм! Что я стал бы делать с лицом-портретом гусара Лермонтова? Если я позволил себе показать в большой картине портретные изображения Толстого, Достоевского, Соловьева, то это было вызвано основной темой картины, она без этих лиц была бы неполна, не закончена. Толстого, Достоевского и Соловьева нельзя было выкинуть из жизни народа, идущего по путям, скажем, богоискательства. Особые тропы народные (быть может, только интеллигентские) шли к ним и от них. Тут выхода для меня-живописца не было. Иное дело заданная, а не воспринятая непосредственно тема: Тютчев, Лермонтов, Гоголь, Достоевский и другие. Тут такой вольнолюбивый живописец, как я, немеет, язык мой «прилипает к гортани». Из всех Вами указанных лиц, быть может, один Достоевский, но и он, если бы я взял его темой, прошел бы по особым, неведомым, несамостоятельным, не зависящим ни от времени, ни от иных задач, путям. Я думаю, что для Вашего Лермонтова мог бы быть один достойный портретист - Врубель, для Тютчева же немец Менцель, да, Менцель и никто иной. Менцель - автор совершенных картин из жизни Фридриха Великого - «Фрица».
Писать портрет, как Вы себе представляете, художника слова совсем не то, как писал портрет живописец Перов с Достоевского, Островского, Серов с Лескова (превосходный злюка), Крамской с Л.Толстого. Перед ними была живая модель, непосредственно возбуждавшая их творческое напряжение, иначе будет лишь иллюстрация, или к творениям поэта, или иллюстрация же к особе самого поэта... Словом, Ваша тема для меня безнадежна. Давайте думать, что она явилась Вам в приятном литературном сне, пробуждением же пусть будет это мое письмо. Сердечно благодарю за «предложение». Обнимаю Вас нежно. А новый-то «юбилей» Вы, мой друг, прозевали: 45 лет моей художественной деятельности исполнилось 12 мая ст. стиля, да-с...


Дальше »

"Что за вздор, когда говорили, что Нестеров какой-то тип блаженного, поющего псалмы и т. д. - Это господин весьма прилично, но просто одетый, с весьма странной, уродливо странной головой... и хитрыми, умными, светлыми глазами. Бородка желтая, хорошо обстриженная. Не то купец, не то фокусник, не то ученый, не то монах; менее всего монах. - Запад знает не особенно подробно - но, что знает, знает хорошо, глубоко и крайне независимо. Хорошо изучил по русским и иностранным памятникам свое дело, т. е. византийскую богомазы - Речь тихая, но уверенная, почти до дерзости уверенная и непоколебимая. - Говорит мало, но метко, иногда зло; - иногда очень широко и глубоко обхватывает предмет. - За чаем мы начали передавать кое-какие художественные сплетни: он переполошился: "Что ж, господа, соберется русский человек - и сейчас пойдут пересуды!" Что не помешало ему вскоре присоединиться к пересудам и даже превзойти всех злобностью и меткостью. - Говоря о древних памятниках России, очень и очень искренне умилился, пришел в восторг, развернулся. - Я думаю, это человек, во-первых, чрезвычайно умный, хотя и не особенно образованный. Философия его деическая и, может, даже христианская, но с червем сомнения, подтачивающим ее. Не знакомство ли слишком близкое с духовенством расшатало ему веру? Или он сам слишком много "думал" о Боге? А это в наше время опасно для веры! Он ничего не говорил об этом всем - но кое-какие слова, в связи с впечатлением, произведенным на меня его картиной, нарисовали как-то нечаянно для меня самого такой портрет его во мне. Он борется - с чем? не знаю! быть может, он вдобавок и честолюбив. - В Мюнхен послать не захотел: "Что ж, мы будем там закуской, лишней пряностью! Там посмотрят на нас как на диковинку, а теперь только давай диковинки! Нет, я лучше пошлю свои вещи в Нижний, мне интересней, чтоб меня знали мои же!" - "Да ведь Вас никто не понимает, не оценивает! напротив того, я слышу смех и издевательство", - говорю я. "Эка беда, как будто бы успех в публике для художника - не срам скорее? Мне довольно, чтоб меня поняли три, четыре человека - а понять истинно и совершенно мои вещи может только русский ..." (Бенуа А.Н.)



цветок


М.Нестеров © 1862-2024. Почта: sema@nesterov-art.ru