Часть четвертая
630. П.Е.КОРНИЛОВУ
Москва, 27 января 1941 г.
[...] Особенно интересны те страницы, где Аркадий Александрович, говорит об Архипе Ивановиче Куинджи. Это, быть может, лучшие места книги. Вообще же Куинджи надо было знать самому, чтобы его очень любить или не любить, что так охотно делали люди в свое время. Архип Иванович был слишком ярок и непосредствен, а картины его о нем дают чрезвычайно мало понятия - они не сохранили о нем памяти, изменили ему.
[...] В Ваших примечаниях Вы «вознесли» меня в «заслуженные художники», но такого звания я не имею и не очень скорблю об этом, после того как его заслужили гг. Штеренберги и т.п. Когда-то, в молодости, в хорошей компании Серова, Архипова, Левитана, Дубовского, и мне дано было звание «академика». То было в 1898 году за «Великий постриг». Надо сказать, что труднее всего заслужить звание художника, и я желал бы его заслужить и после того, как меня не будет. [...]
631. П.Е.КОРНИЛОВУ
Москва, 7 февраля 1941 г.
[...] Теперь относительно Макарта. Дело было давно, давно, лет пятьдесят тому назад. Макарт был тогда в большой моде. Помню, я пришел к своему приятелю Турыгину, брату композитора Глазунова, служившему в первые годы революции у Вас в музее. Турыгин мусолит с прекрасной фотографии этого Макарта маслом. Я был молод, горяч, отнял у него палитру и в час, в полтора написал с фотографии, по памяти, эту голову (я тогда уже побывал за границей и Макарта уже видел, хотя и не был им увлечен). Потом этот этюд долго был у Турыгина и в годы революции, по нужде, вероятно, был кому-нибудь продан.
Что касается этюдов от Дубовского, то, помнится, один я ему подарил взамен подаренного им мне морского вида (Уфимский музей), а как попал другой - не помню. Оба зашлите куда-нибудь в Белебей или Мензелинск, если там тоже есть музей. Во всяком случае, не загромождайте такими вещами не только музея, но и запасника... Этого хлама у каждого из нас было много. [...]
632. И.Д.ШАДРУ
Москва, 28 марта 1941 г.
Недавно я был в Третьяковской галерее, видел там поразившую меня по силе таланта, страсти, мастерства, так, как бывало умел это делать Ф.И.Шаляпин, скульптуру, мною раньше не виданную. Рабочий, молодой рабочий в порыве захватившей его борьбы за дорогое ему дело, дело революции, подбирает с мостовой камни, чтобы ими проломить череп ненавистному врагу.
В этой великолепной скульптуре, так тесно связавшей талантом мастера красоту духа с вечной красотой формы, всем тем, чем жили великие мастера, чем дышал Микеланджело, Донателло, а у нас «старики» и иногда еще один, неизвестно зачем покинувший Родину.
Стою зачарованный, обхожу кругом - великолепно! Спрашиваю: Чья? - говорят - Иван Митрича...
С восхищением смотрю и снова возвращаюсь, чтобы любоваться моим другом, моим дорогим, истинным художником. Мысленно целую его крепко, желаю, чтобы Он поскорей поправился и дал «такое», чтобы все любящие его возликовали, а завистливо-ненавидящие обкусали себе когти...
Спасибо, дорогой Иван Митрич, за ту радость, какую Вы мне дали.
633. С.И.ЗИМИНУ
Москва, 30 марта 1941 г.
Дорогой Сергей Иванович!
Сердечно благодарю Вас и Вашу супругу за приветствие меня с высокой наградой. И я вспоминаю с самым лучшим чувством те годы, когда мы с Вами познакомились, а потом Вы иногда заглядывали ко мне. Далеко и эти дни! Все уходит, как и сама жизнь...
Живу я тоже неплохо, но старею не по дням, а по часам, да и пора: ведь мне скоро стукнет 79 лет!.. Работаю мало, вернее, последние месяцы совсем бросил: болею. [...]
Во всяком случае, мы с женой, когда станет потеплей, а мне полегче, будем у Вас на Кузнецком мосту. Из письма вижу, что Вы, несмотря на перенесенную Вами болезнь, еще полны энергии и по-прежнему любите искусство - я тоже прожил жизнь, любя его больше всего.
Им жил, на нем получал радости, быть может, самые большие, ему остался верен до конца, и оно стоит того.
Горячо обнимаю Вас, шлю, вместе с женой, приветствие Вашей супруге.
634. КОЛЛЕКТИВУ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ТРЕТЬЯКОВСКОЙ ГАЛЕРЕИ
Москва, 31 марта 1941 г.
Мысленно я сегодня со всеми собравшимися почтить память славного нашего художника Василия Ивановича Сурикова, давшего стране, народу, искусству, после Александра Иванова, наиболее драгоценные создания своего огромного таланта, показавшего с такой необычайной силой героические, трагические порывы духа народного.
Оставленное Суриковым наследие есть достояние, слава, пример, как надо любить искусство, как беззаветно служить ему.
Жалею, что болезнь и годы не позволяют мне сегодня быть самому среди собравшихся там, где хранятся лучшие создания Василия Ивановича.
Дальше » |
