Часть первая
91. РОДНЫМ
Москва, 24 января 1893 г.
Дорогие папа, мама и Саша!
Только что сейчас окончательно закончил картину, подписал 93-й год и теперь, думаю, уже не сделаю ни одного мазка, а впрочем?
В пятницу были Поленовы, картину, как и все видевшие ее, нашли интересной и гораздо лучше, чем прошлогодняя, кое-какие замечания Поленова были тотчас мною исправлены.
Мамонтова жду сегодня, также и Серова, который заинтересован картиной. На предстоящей неделе буду у Левитана (он теперь кончил свою вещь), буду и у Серова. Время у меня все разобрано. Сегодня иду к Касаткину, а вечером в театр смотреть Цветкову в «Майской ночи».
Вчера вечером был в Обществе любителей художеств большой вечер в память Федотова. Народу было человек до ста. Быковский прочел его жизнь, актеры Музиль и Ленский прочли федотовские стихотворения. Л.Жемчужников (друг и товарищ художника) рассказал со слезами на глазах свои личные воспоминания о последних месяцах жизни Федотова. После всего этого был ужин по подписке и, изрядно выпивши, разошлись в 3-м часу ночи по домам.
В среду или четверг думаю упаковывать, а в субботу и сам поеду. Во вторник буду у Сурикова, посмотрю картину днем.
Выставка обещает быть очень разнообразная и интересная. Если мою картину примут, то, конечно, о ней будет толков немало. Об названии ее я еще не остановился ни на чем окончательно.
Как-то обедал у чеховской «Попрыгуньи», и она в знак чего-то навязала мне какой-то болгарский браслет на память. Нечего делать - взял. Была и она у меня, восторгам и всевозможным выходкам не было конца. [...]
P.S. Сейчас были два Левитана, Архипов и Степанов, всем очень нравится, находят много поэзии и жизни и т.д.
92. РОДНЫМ
Москва, 30 января 1893 г.
Дорогие папа, мама и Саша!
Пишу Вам последнее письмо из Москвы. [...]
На неделе, кроме товарищей-художников, была Е.Г.Мамонтова, картина и ей очень понравилась, по ее словам - это бесспорно моя лучшая вещь и что в этом сходятся все, с кем она говорила о картине, с той разницей (добавлю я), что люди покойные находят степень ее превосходства над Варфоломеем в два раза, и чем человек одарен большей фантазией и смелостью, тем степень эта вырастает больше, кто-то так разошелся, что хватил прямо в двадцать раз...
Все сказанное выше не исключает возможности ее непринятия, и это от меня также не скрывают, так, например, Касаткин прямо заявил, что хотя вещь ему очень нравится, но она настолько необычайна, что он еще не знает, как поступить при баллотировке; кладя мне белого, он, быть может, тем самым признает за мной право писать в таком направлении, а хорошо (нравственно ли) это направление, он еще не решил и т.д., и т.д.
Словом, разговоров будет довольно, к 7-ми ч. вечера - решится все, а в 8, вероятно, пришлю телеграмму (конечно, в том случае, если примут).
Волнуюсь я гораздо менее прошлогоднего, но устал изрядно: ни разу не лег раньше 12 ч.
На днях видел давно жданную «Сходку» С.Коровина. (В виде особой любезности Сурикову и мне эта картина была показана первым.) Не говоря о красках, которые обыкновенны, эта вещь замечательная, и судьба ее, вероятно, выдающаяся. Здесь показан мир божий как он есть. Это диаметрально противоположная вещь моей. Это нечто вроде «Власти тьмы» Л.Толстого.
Желательно, чтобы она была у Третьякова, который (к слову сказать) ни у кого не был, нездоров, сидит дома.
При письме прилагаю выдержку из «Московских ведомостей» о прекрасном постановлении Московской думы.
Очень поэтичны три вещи Левитана и чудные портреты Серова с Якунчиковой и И.Левитана (кстати, он дал мне хороший этюд Волги).
В четверг слушал «Тангейзера», а вчера всей компанией были в оперетке, смотрели смешную вещицу «Обозрение Москвы за 92-93 гг.».
В общем в Москве время провел оживленно. В 12 дня сегодня еду в Питер, где и предстоит много волнений и хлопот. [...]
93. РОДНЫМ
Петербург, 4 февраля 1893 г.
[...] В воскресенье вечером был у Ярошенок (его не было дома), Она же со мной по-прежнему любезна, просидел весь вечер. На другой день опять был у них, застал и его. Он все такой же, ко мне крайне внимателен, что меня сильно утешает. Я там бываю ежедневно, то завтракаю, то обедаю. [...]
Вечер, 11 часов.
Продолжаю начатое утром письмо...
Был в Академии наук, и только что взошел, почувствовал, что что-то неладно, за сутки успели поработать добрые люди!
Тут же узнал, что против картины сильно шипят. Кучка молодежи (ограниченные бездарности) всяко вышучивают картину, в общем недоумевают.
Встретился с Мясоедовым, Шишкиным, Максимовым и Волковым, все до приторности любезны, но о картине ни слова. Говорят, Шишкин очень долго и внимательно смотрел и потом развел руками и заявил, что, мол, «ничего не понимаю!!..».
Уехал с выставки злой - травля началась (Рябушкина нет еще, С.Коровин прислал, Ге тоже пока еще нет).
Дальше » |
