Часть первая
Накануне отъезда из Москвы я обедал у Кабановых, дядюшка все такой же, постарел немного, дело отложено по случаю холеры. По дороге от них сажусь в конку, вынимаю деньги, вдруг вижу, влетает в вагон В.И.Суриков - ко мне, - спрашивает меня, не к нему ли я ездил, я говорю - нет. Вытаскивает из вагона и тащит к себе, живет он, оказывается, в двух шагах. Попали как раз к обеду, усадил насильно, пришлось пообедать в один час два раза.
Мы с ним не видались года полтора и, оказывается, по простому недоразумению. Он, как и раньше (если не больше), ко мне ласков. Заметив мое уныние, накинулся на него, наговорил мне много бодрящего и взял слово, что я брошу хандрить, привезу картину и непременно покажу ему. Последнее я обещал. «Ермак» в этом году не будет (он 8,5 аршин длины и 4 арш. вышины) весь записан, но еще раз придется ехать в Сибирь за материалом. В этом году ставит давно начатую небольшую (2 арш.) «Христос исцеляет расслабленного». Расстались очень сердечно, чему я рад.
Одно не могу простить себе - это то, что недостаточно честно участвовал в торжестве Лавры пр. Сергия и что особенно - пропустил возможный случай слышать необыкновенную речь проф. Ключевского. В.М.Васнецов был на акте с Мамонтовыми и считает, что, слышав эту речь, он получил себе драгоценный подарок. Одна надежда, что речь будет где-либо напечатана в журнале, и я ее прочту. [...]
85. РОДНЫМ
Киев, 18 октября 1892 г.
[...] Вчера я начал писать красками «Глеба», начал на свой страх, так как комитета еще не было, и эскизы пока не утверждены. На днях ждут Васнецова и тогда заодно соберется комитет для нас обоих. Начал удачно, свежо по краскам и есть выражение (напоминает Варфоломея). Если все пойдет по-хорошему, то на неделе кончу, а к отъезду думаю написать еще «Бориса» и «Михаила», да кроме того, прикончить все написанное раньше.
Из прежних образов особенно удачным можно признать «Богоматерь» и «Благовещение», да и вообще написанные образа оказались лучше, чем я думал о них заочно.
Прописал еще «Рождество» и думаю переписать драпировку на «Воскресении» (у Христа). [...]
86. РОДНЫМ
Киев, 25 октября 1892 г.
[...] Минувшая неделя прошла довольно оживленно: в среду я кончил «Глеба» (писал четыре дня), а в четверг ко мне неожиданно зашел Прахов, и не в добрый час для него, я был в гневе (все мне не давались святые) и тотчас же на него кинулся, как я умею иногда это делать. Он, чтобы спасти себя и успокоить бурю, должен был поневоле приняться за хвалебные гимны, начал с того, что Глеб ему очень понравился, так что боязнь моя, что, не представив эскиза, могут образ заставить переделать, не только была напрасна, но даже Прахов советовал, не представляя эскизов вовсе, представить прямо самые образа. Но я от последнего уклонился.
Вообще «Глеба» Прахов нашел очень поэтическим и самостоятельным, также понравился ему и «Борис» с «Ольгой». На другой день он явился опять, с тем чтобы привести каких-то барынь, но от барынь я тоже «уклонился», по крайней мере пока вещи еще не вполне кончены.
Потом я был у него по делу и снова получил похвалы и, что прежде не бывало, Прахов прочел целую лекцию, как надо поступать с таким драгоценным даром, какой дан мне, - даром трогать сердца людей. Ого!
Вы не подумайте, что после этого я зазнался - ничуть... Я еще раньше слышал от Ковалевского (который аккуратно бывает у меня по вторникам и сидит до часу ночи), что еще с весны Прахов начал меня пропагандировать как что-то давно жданное и желаемое; но Прахов ничего не делает зря, и потому нужно держать ухо востро: не есть ли тут желание Прахова заглушить мною значение В.М.Васнецова, что ему очень теперь на руку.
Гораздо ценнее отзыв самого Ковалевского, который как-то выразился, что видит во мне то, что, может быть, между русскими художниками проявляется у меня у первого и т.д. Вот нахвастал! Словно разговелся. [...]
87. A.M.ВАСНЕЦОВУ
Уфа, 21 декабря 1892 г.
Поздравляю Вас, Аполлинарий Михайлович, с преддверием рождественных праздников, а также и Новым годом, очень желал бы, чтобы год этот принес Вам много удач и радостей в придачу с хорошим здоровьем.
Что-то Ваши детища? На чем Вы остановились? Хотелось бы очень повидать «Облака», что же до чудного «Озера», то если оно Вас не удовлетворило, то и бог с ним пока, Вы свое возьмете и выйдете «со щитом» и блестяще.
Ведь талант Ваш есть талант оригинальный. Он развивается медленно, но покойно, без затраты здоровья или с гораздо меньшей его затратой против других. Мне думается, что в то время как другие из Ваших сверстников будут уже калеками, узнают на деле так называемую «собачью старость», Вы, бодрый и покойный, без особенного труда придете к высшей точке развития Вашего исключительного пейзажного дарования. Вы с румяным лицом и со всеми волосами на голове будете присутствовать на многих похоронах художественного дарования. Это завидное свойство Вашей природы. В преимуществе этом Вы так же мало виноваты, как и тот, кто такого преимущества не имеет.
Из газет я узнал о московском конкурсе. Абрам Ефимович загребает жар обеими руками, а милый Степа потрудился за пейзажистов на славу жанристов и к стыду пейзажистов. Я в настоящее время живу жизнью, мало похожей на жизнь художника-аскета, ем как хороший прасол, сплю тоже настойчиво, езжу на торг гнедых и т.д.
Картину свою я нашел удовлетворительной, в ней, кажется, есть некоторое настроение необходимой тишины, конечно, она не отличается живописными достоинствами, но это меня мало еще огорчает. Если не произойдет ничего непредвиденного, то много похожего на то, что я ее выставлю на судбище, на позорище. [...]
Дальше » |
