Часть первая
1889
18. А.А.ТУРЫГИНУ
Уфа, 28 марта 1889 г.
[...] На твою несносную ругань я отвечаю глубоким презрением. Сам сатана не уверит меня в том, что фигура «Тоски-кручины» плоска. Это лепка будущего. Так-то!
Что же относительно грубости, так она тут уместна; ведь не маркизу я пишу, а простую русскую девку, и пишу ее так, как требует от меня мое внутреннее представление о сем предмете. Деликатность и галантность живописи смело оставляю в достояние Бакаловича. Видишь, и я могу благородно ругаться. [...]
19. А.А.ТУРЫГИНУ
Уфа, начало апреля 1889 г.
Еще вчера я узнал из «Нового времени» о своей горькой участи. Вчера же получил и ваши два письма, где видел еще некоторую надежду, но сегодня все это рушилось. Что же, не всем клады в руки даются легко, а нам с Ванечкой пора бы к этому привыкнуть. Тем не менее вещь Рыбакова - скверная вещь, я ее знаю, она в Москве провалилась. Это нечто вроде лубка или Лукутинской табакерки, но, вероятно, и тут есть какая-нибудь мудрая причина. Постараюсь быть благоразумнее, впредь не подвергать свое драгоценное здоровье столь дешевым искусам. С минуты получения твоего письма я успокоился.
Ты напиши мою фамилию под картиной и оставь ее в Обществе.
Акции мои понизились.
Хорошо, если бы тебе удалось услышать мнение художников о картине и конкурсе. Напиши мне.
Грубых ошибок в контуре я не вижу, я недоволен топом и только, ест? не считать еще неудавшегося выражения лица девицы. Радищевский музей есть хорошая богадельня для калек и убогих. [...]
20. РОДНЫМ
Москва, 12 мая 1889 г.
Наконец-то дело выяснилось. Я еду сегодня в 6 часов (теперь 9 утра) на Варшаву - Вену (три дня остановки), Венецию (то же), Флоренцию (пять дней) и затем - Рим, где в окрестностях и поселюсь. Дело в том, что по приезде моем в Москву мне начали все говорить, что в те месяцы, когда думаю я быть в Италии, там начнутся 40 градусов жары и местная лихорадка, что о работе и думать тогда нечего и т.д. Словом, стали советовать переждать месяца два у Троицы, а затем и ехать (потому что после Парижа и в прохладе-то будет жарко). Повесил я голову, то так решу, то по-другому. Пошел к Сурикову, тот говорит, что наплевать на жары, поезжайте. «Уж если вы год не выставите и только потратите деньги и время на обозрение, и то вы окупите поездку», и т. д. Пошел к своему доктору, тот тоже сказал, как беречься, чего не делать и чтоб ехать. Все не резон. Получаю от вас заказное письмо, там письмо от Головина. Он пишет, что денег у него не хватило (кто-то не выслал за портрет), и он на днях уезжает в Россию. Вот тебе и раз! Что делать? опять к Поленову. На дороге приходит мысль ехать сначала в Италию. Прихожу, там как будто угадали. «Да вы бы, - говорит, - прямо сначала в Италию. Там теперь много русских (все товарищи), там поработали спокойно, осмотрели бы все, да и в Париж». Расписал, как размазал. И тут же было решено и подписано.
Итак, я в Париж попаду тогда, когда он будет во всей красе, и наверно уже с кем-нибудь из художников...
Пишите мне так, как всем пишут: Италия, Рим, до востребования (Poste restante), художнику М.В.Н. Из Рима, а может быть и Венеции, я напишу, а где засяду, то сообщу адрес.
Все надавали мне разных указаний. Третьяков, Поленовы, Суриков, словом, все. Деньги, по совету всех, беру сторублевыми в особенном мешочке (сшила Поленова), под фуфайкой (в Италии без фуфайки в жары нельзя). Еду в третьем классе до границы, а там еще не знаю, говорят, выгоднее во втором.
Получил деньги со «Всемирной иллюстрации». Мельников подарил свои сочинения. На вокзале в Нижнем встретились, «Пустынника» и выставку грузили в Астрахань и Саратов.
Духом я бодр и весел [...]
21. РОДНЫМ
Вена, 16/28 мая 1889 г.
От самой Варшавы до границы природа и люди постепенно теряли свой родной вид. За станцию до Границы начали появляться австрийские солдаты. Затем в Границе нас заперли в вагоне (вагоны неудобные и запираются с боков), и жандармский офицер отобрал наши паспорта и спустя немного их нам возвратил. Офицер с олимпийским видом осмотрел нас, все оказалось в порядке, и мы были переданы австрийским кондукторам (здоровые ребята в голубых пиджаках). [...]
С Границы начинают тянуться по левую руку Карпаты, и вся земля там обработана, как у нас и сады не обрабатываются, все окопано, прочищено, словом - любо смотреть. Все, что казалось на картинах так сентиментально и подчищено, на самом деле еще более чисто и гладко.
На станциях начинает попадаться австрийское воинство, бравые ребята. Хотя на границе везде и у русских выставлены великаны - «на страх врагам».
В 6 часов мы приехали в Вену. Город просыпается в 5 часов. Я остановился в гостинице «Метрополь» на четвертом этаже в № 310. Затем после «отчаянного» разговора мне дали переводчика за 3,5 руб. в день, и я пустился в странствование. В это время (7 ч. утра) император возвращался с войсками с парада, его я не видал, а видел его хвост и войска.
Затем мы попали в «Бельведер», императорский дворец, где сосредоточено все лучшее, что есть по части искусства в Австрии. Правда, есть дивные вещи, описывать их не стану, не поймете. Из современных заслуживает великого уважения Ян Матейко.
Затем, закусив, мы отправились в замок Лихтенштейн. Это здешний магнат, который имеет дивную галерею старинных мастеров. Затем попали на выставку «Отверженных» (этих господ не приняли на «Передвижную», да и не за что).
По дороге видим здания парламента, ратуши, университета, собора Вотив, Национального музея, часовню на мосту, Ринг-театр, оперный театр, драматический. В общем же Вена отличается необыкновенным порядком, а здания в десять раз лучше, чем в Питере. Какие парки, памятники: Марии Терезии, Бетховену, Шиллеру (против Академии художеств, в которой тоже были).
Были в соборе св. Стефана. Это необыкновенное сооружение, в готическом стиле, стоит много веков, снаружи оно так же великолепно, как и внутри. [...]
Дальше » |
