Часть первая
42. Н.А.БРУНИ
Деревня Камякино, 12 сентября 1889 г.
Добрый Николай Александрович, благодарю Вас за память, Ваше письмо многое воскресило из пережитого недавно. «Злоба дня» отодвигает часто те дорогие впечатления, которыми наградила пас Италия. Не видать «Тайной вечери», правда, есть крупный недочет в моей поездке, но разве я одну «Тайную вечерю» не видал, не видал я и гробницу Медичи, не видал я музея Брера, да и еще многое кое-что, и это, может быть, к лучшему: когда-нибудь судьба, быть может, захочет побаловать меня еще разок, тогда, научившись глядеть и понимать виденное глубже и яснее, верну теперешние недочеты.
Живя в деревне, в двух верстах от Абрамцева, я часто бываю там, иногда Елизавета Григорьевна Мамонтова берет книгу и читает что-либо, выбор обыкновенно бывает удачным и слушаешь с неподдельным удовольствием. Так, недавно она предложила прочесть «Письма из Флоренции» Буслаева, и передо мной снова, как живая, встала чудная Флоренция, побывал я с Буслаевым и в Сан Марко, и в Питти, полюбовался «Персеем», посидел у Фра Анжелико, Филиппо Липпи и у других «приятелей». Хорошо стало на сердце и невольно пожалел, что это уже прошло, будут ли когда-либо подобные чувства и в такой же силе пережиты еще раз - неизвестно...
Славу богу, что беда, которая было надвинулась на Вас, миновала... В надежде получить подробное описание Вашей новой картины, про которую я, по-видимому, не знаю ничего (если это не то, для чего Вы работали этюды в Сан Марко), опишу Вам свои затеи, и если останется место, то сделаю набросок с эскиза. Сюжет своей картины я Вам, кажется, говорил еще в Италии: это «Видение отроку Варфоломею» (преп. Сергию). Интерес картины заключаться должен в возможной поэтичности и простоте трактовки ее. Достигну ли я этих, по-моему, главных и совершенно необходимых условий картины, скажет будущее. Эскиз же пока меня удовлетворяет. А также нравится он и тем, кто видел его, в том числе и Е.Г.Мамонтовой, которая в данном случае может быть довольно надежным судьей. Серый, осенний день клонится к вечеру, тихо стоит еловый бор па пригорке, ветер не шелохнет и листика молодых рябинок и берез, раскинувшихся по откосу сжатого поля, далеко видно кругом, видна и речка и соседние деревни. За лесом выглядывает погост - на нем благовестят к вечерне...
Уже давно Варфоломей ходит по полю. Отец послал его искать лошадей. Он устал, хотел присесть у дуба, подходит поближе, около него стоит благообразный старец. Он молится. После молитвы старец любовно подозвал Варфоломея к себе, благословил его, утешил и дал ему частицу тела господня, а затем вместе с Варфоломеем пошел в дом отца его.
Вот приблизительный набросок того, что описано выше. Пейзаж и фигура Варфоломея почти готовы. Еще проживу здесь недели три, и думаю, что за это время успею сделать все этюды, нужные к картине. [...]
Напишите впечатление Ваше от наброска и до время не показывайте его никому из художников.
43. Е.Г.МАМОНТОВОЙ
Уфа, 20 декабря 1889 г.
Глубокоуважаемая и добрая Елизавета Григорьевна, примите мои поздравления с наступающим праздником и Новым годом. Искренне желаю всего доброго и хорошего как Вам, так и всем близким Вашим. Много вероятного, что в недалеком будущем я буду иметь возможность вернуться в Москву, а следовательно, и быть у Вас.
Отъезд мой в Уфу, вызванный логическим ли течением обстоятельств, а быть может и известной странностью, на которую натолкнули меня мои неважные нервы, так или иначе, но до сего времени меня не оставляет тяжелая мысль, что, не воспользовавшись Вашим более чем любезным предложением переехать в Абрамцево, я навлек па себя Ваше нерасположение; потерять Ваше расположение мне было бы больно и тяжело, почему - потому что я, как и большинство знающих Вас, особенно молодежи, вижу в Вас высокое проявление простоты и сердечности. Ваша готовность терпеливо выслушать и дать по возможности добрый совет в случае какой-либо невзгоды - дорога бесконечно. Я думаю, что чем человек более отдален по складу обстоятельств от тех качеств, которые делают жизнь нормальной и легкой, как для самого субъекта, а так и для людей его окружающих, тем потребность в такой особе, как Вы, чувствуется настойчивее и необходимее.
Словом, если оставалось в Вас хотя отдаленное чувство неприязни ко мне, то прошу меня простить.
Моя поездка в Уфу мало дала мне утешения, приехал я больной, пресловутая инфлюэнца заставила меня неделю вылежать в постели, и я, слабый еще, принялся за картину, но, верно, в недобрый час... У меня закружилась голова и я, упав с подставки, на которой сидел, прорвал свою картину.
Начались для меня и окружающих тяжелые дни ожидания, когда г-н Мо поспешит выслать мне новый холст. Холст пришел, и я, как голодный, кинулся к картине. Три недели я буквально работал с утра до вечера, и теперь картина замазана вся, осталось ее довести до возможного для меня совершенства в разработке частностей, и я, как только будет возможность везти ее, сейчас же уеду из Уфы, с тем чтобы в Москве кончить ее в раме, и прошу Вас еще раз, Елизавета Григорьевна, не отказаться первой высказать свое мнение о моем «Отроке Варфоломее». При разработке картины я держался все время этюдов, и лишь удалив венчик с головы Варфоломея (Сергия), я оставил таковой над Старцем (Видением), показав тем в нем проявление сверхъестественное.
В.И.Сурикову писал недели две назад, передал от Вас поклон, просил его ответить, а Вас прошу при случае поклониться от меня В.М.Васнецову.
Дальше » |
