Часть первая
Хотьково, 24 июня 1892 г.
Дорогие папа, мама и Саша!
Сейчас, возвращаясь с последнего этюда для «Сергия», на дороге встретил телеграфиста, шедшего от меня. Ваше согласие очень меня обрадовало, и я искренне благодарен вам за него. Вчера начал писать красками новый эскиз, сегодня уже сделана фигура и все главное, и должно признаться, что вторая редакция ближе к цели, проще, полнее, так что первый эскиз кажется мелким и разбросанным. В воскресенье покажу эскиз Васнецову.
Во всяком случае, начиная новую картину, я ничем не рискую.
Рама закажется тогда, когда картина будет кончена, если же она выйдет неудачной, то потерян только холст (21 руб.), и тогда шутя можно закончить старую к выставке. Начиная новую картину, я мало имею надежды на Третьякова (почти вовсе не надеюсь). Если же картина удастся вполне, то кроме того, что я буду душевно спокоен, что я не поленился и все сделал, что мог, можно надеяться, что картина будет кем-либо приобретена, если не теперь, то после когда-нибудь. Она меньше и удобнее первой для перевозки (имея в виду выставки: Всероссийскую, Берлинскую, Всемирную и др.).
Первая же, если и не продастся, то, как и раньше, я думаю, ее можно пожертвовать куда-либо. Рама же с первой картины переделаться может для Димитрия Донского. [...]
83. A.M.ВАСНЕЦОВУ
Хотьково, 29 июня 1892 г.
Пишу Вам письмо это, дорогой Аполлинарий Михайлович, накануне своего отъезда домой в Уфу. Вчера вечером попрощался с Абрамцевым, Виктор Михайлович благословил меня на новое дело. В Уфе я начну повторение своей картины «Юность Сергия Радонежского» на новом холсте, убавив пейзаж сверху на 0,5 аршина, с боков по 0,25 арш. и изменив при этом кое-какие детали.
Судя по сделанному эскизу, таковая редакция безусловно выгодна для картины.
В Уфе думаю прожить до середины сентября, а там, бог даст, опять в Киев. Сожалею, что Вам не удалось ознакомиться с окрестностями Златоуста, они стоят того, чтобы написать их, красивы они и содержательны.
Спасибо Вам и В.Л.Кигну за то, что навестили моих стариков. Вы, видимо, пришлись им по сердцу.
[...] Ходит слух, что Костя пишет каких-то трех девиц, выходит любопытно, хочет послать за море. Серов в бегах, об остальном знаю не больше.
Виктор Михайлович кончил картину «Крещение Руси». Мысль церковно-народного торжества выражена ясно, просто, величественно. Лучшей иллюстрации этого отдаленного события нашей церковной истории выдумать трудно; красивость красок и строгая приятность форм дополняет впечатление. Теперь Виктор Михайлович принимается за «Страшный суд», это хотя и трудно, но, думаю, живописный интерес картины искупит трудности всякого рода.
Здесь гостит Беклемишев, которого Вы, кажется, знаете. Он талантливый скульптор, славный человек, а по своему направлению может считаться нашим.
Заканчиваю свое письмо слезным прошением - не забывать меня в моем уединении - писать мне время от времени - это будет оживлять меня и освежать. [...]
84. РОДНЫМ
Киев, 22 сентября 1892 г.
[...] Вы, видимо, не получили моего письма со вложенными «Московскими ведомостями» о передаче галереи, писанное из Сызрани? Да! свершилось неслыханное, небывалое дело, событие, равного которому нет в искусстве всех стран. Частное лицо, сравнительно небогатый купец, составил историю искусства целой страны за несколько столетий (у него богатейшая коллекция древних образов). И все это богатство, любимое им лучшими своими чувствами, должен был в силу нелепого случая при жизни отдать в руки города, или, вернее, людей, глубоко невежественных, не подозревающих даже смысла искусства, ценящих только свою несчастную копейку и ей одной дающим цену.
История только способна оценить значение такого нравственного великана, каким является П.М.Третьяков, является как прекрасный контраст ко всем этим Алексеевым, Солдатенковым, Мамонтовым и другим людям, иногда умным и способным, но мелким и ничтожным по существу своему. И как почти всегда бывает с истинным величием, оно при жизни его виновника замалчивается, проходит без шума и даже затуманивается умышленно подставленными событиями.
Живут два брата душа в душу, ничего не деля, думают пожить и еще, работая на пользу своей родины, в сердечных разговорах поверяя друг другу свои планы. Вдруг один неожиданно умирает, оставляя часть своего богатства родному городу. Но между этим даром есть кое-что общее, неразделенное при жизни, как, например, дом, где находится галерея и в котором живет другой брат. И вот, чтобы благодарные граждане не вздумали законно отобрать половину принадлежащего, по завещанию умершего, городу дома, - решено при жизни свести все счеты: отдать, или, вернее, вырвать живому из себя, как клок тела. Операция удалась, больной уехал тотчас за границу отдохнуть, прийти в себя. Теперь галерея принадлежит равнодушному ко всему, кроме денег, городу, а просвещенные граждане его даже не сказали и спасибо. Такова была судьба многих славных на родной Руси.
В Москве П.М.Третьякова сравнивают с несчастным королем Лиром, кто-то только будет его Корделией? [...]
Дальше » |