Часть первая
22. РОДНЫМ
Венеция, 19/31 мая 1889 г.
Целых пять минут поезд несся по туннелю. Жутко, трудно дышать. Но вот блеснул свет, и мы очутились в Италии. Все сразу переменилось, и горы, и селения - все другое. До туннеля было все сурово, густые облака стелились по вершинам гор, тут же все ясно и приветливо. Начинают попадаться итальянки - красавицы почти поголовно, даже и в безобразии своем интересные. [...]
Но вот нужно пересаживаться перед границей. Ко мне подходит господин из соседнего купе и заговаривает по-немецки. Я, не смущаясь, лезу в карман за «спасителем» и хочу уже произнести монолог, как у меня срывается с языка: «Черт знает что!» - и мой собеседник сразу ожил, он оказался русским помещиком из Харькова, едет в Милан с дочкой к другой дочке, которая сейчас поет в Милане, и они спешат сегодня попасть экспромтом на ее дебют.
Познакомились живо, радость была обоюдная. Дочка давно замечала меня и поспорила с папашей, что я непременно русский художник, и... выиграла.
Мы сговорились остановиться в одной гостинице. В 11,5 часов мы переехали через знаменитый мост, который тянется по Адриатическому морю, и очутились в Венеции.
Вещи наши вынесли, уложили в гондолу, и мы каналами поехали в другой конец города, где помещается избранный нами отель «Кавалетто».
Наш гондольер не был молодой гондольер, он не был весел и не пел, тем не менее мы чувствовали себя прекрасно. Была тихая южная ночь, и звезды, и месяц, и тихие улицы, еле освещенные фонарями, бесчисленные мосты - все это было ново и поэтично. Чувствуешь себя, как в опере. Впечатление это еще более усиливается, когда в тишине где-то послышалась серенада. На мосту покажутся тени, затем снова звуки, приятный тенор кому-то не дает крепко уснуть. Хорошо...
Наконец «Кавалетто». Нас встретили, проводили по комнатам, я поместился с папашей своей дочки, а дочка поместилась номера через три.
Утром, напившись кофе, пошли на пьяцца (площадь) Сан-Марко, которая почти рядом. Солнце так ярко, что трудно смотреть. Сан-Марко, весь белый, горит на солнце, направо знаменитая башня, на которую Наполеон въехал на лошади. За ней сейчас же Палаццо дожей. Белый мрамор смешан с розовым, это лучшее, что пока я видел по красоте и оригинальности. Затем, запасшись проводником, мы пошли по набережной «Двора преступников» к памятнику Виктору Эммануилу. Это тоже в своем роде шедевр (хотя и современный). Сколько силы и страсти... затем по разным мостикам добрались до костела Фрари. Здесь похоронены Тициан и Канова, обоим поставлены чудные памятники.
Много лежит тут дожей, епископов и разного звания и чина людей...
Наконец 10 часов, с этого часа пускают в Палаццо дожей, в тюрьму для преступников и т.д. Тюрьма - это нечто ужасное. Камеры для одиночного заключения без окон. Особенно ужасна тюрьма, где был заключен Марино Фальери, место, где была гильотина, три отверстия, через которые текла кровь казненных в канал, где стоял народ и смотрел на это.
В Палаццо чудные фрески Тинторретто и Веронезе. Затем пошли внутрь Сан-Марко. Было вознесение, служил архиепископ и четыре кардинала, была масса молящихся. Был концерт и как пели!..
Затем, отпустивши своего проводильщика, мы пошли позавтракать (цены дерут за все страшные). Потом, расставшись с Дедловыми, которые уехали в Милан, я пошел бродить снова по городу, заходил в Сан-Марко, где подробно рассматривал мозаики.
Затем усталый вернулся домой и уснул часа в 3. Вставши часов в 9, я пошел на пьяццу, где были тысячи гуляющих, сидели на площади, и пили, и ели, играл оркестр.
И действительно, нечто очаровательное во всем этом, все веселы и счастливы. Сколько красавиц, да и каких, только рукой махнешь... Где ни послушаешь - всюду музыка. Вот и сейчас, сижу пишу, а внизу кафе, масса народа, играет музыка, кричат гондольеры, плеск воды, очарование. [...]
23. РОДНЫМ
Флоренция, 21 мая/2 июня 1889 г.
Сегодня с утра во Флоренции необыкновенное движение. Гарибальдийцы устраивают громадную манифестацию в память годовщины объявления конституции. Тысячная процессия с музыкой, знаменами и значками ходит по улицам и десятки тысяч следуют за нею. Всюду расклеены громадные афиши с громкими и яркими воззваниями, на одной написано «Конституция», на другой - «Революция» и т.д. и т.д. Все улицы убраны национальными флагами. Движение необычайное.
Бедная и милая Москва, невольно приходится согласиться, что она, хотя и большая, но все же деревня. [...]
24. РОДНЫМ
Флоренция, 26 мая/7 июня 1889 г.
[...] Во Флоренции я многое видел, но если бы узнать и изучить все, то на это понадобился бы год, а не неделя. Галерея Питти и Уффици полны необыкновенных художественных богатств. Прерафаэлисты тут лучшие в мире. Алессандро Боттичелли, Фра Беато Анжелико, Филиппе Липпи и другие полны высокой поэзии. Вот откуда берут свое начало Пюви де Шаванны и Васнецовы. Но понимание этого мира требует известной подготовки, и сила их - есть сила внутренняя... Внешний же вид настолько первобытен и прост, что разве и поражает чем - это необыкновенной наивностью.
Завтра в последний раз пойду в эти галереи, с тем чтобы надолго оставить их в своем представлении.
В Рим мы едем вдвоем с Алексеевым, Бруни же приедет туда недели через две, и тогда уже вместе двинемся на юг, в Сорренто и, вероятно, на остров Капри, где останемся работать.
Я пока здоров, загорел, много спорю и ругаюсь, по-итальянски говорю слово «грация» - значит «благодарю»... Словом - жить можно, особенно, когда забудешь, что на свете есть зло и несчастье. [...]
Дальше » |
