Часть вторая
242. А.М.ГОРЬКОМУ
Киев, 17 ноября 1901 г.
Душевное спасибо Вам, дорогой Алексей Максимович, за хороший подарок Ваш, да еще со столь приятной моему сердцу надписью. По получении книг перечитал вновь многое.
Какое широкое, как песня, изображение природы, сколько страсти, удали, вместе с тем глубокой, задушевной тоски-печали души человеческой.
Какая во всем поэтическая правда...
Проездом в Абастуман был в Ялте, повидался с нашим дорогим Леонидом Валентиновичем, думал и Вас застать там, захватил с собой фотографии «Пустынника» и «Дум» - они, вероятно, уже переданы Вам.
Теперь посылаю через Срединых этюд знакомой Вам нашей весны (он послужил мне фоном к Сергию, что в Музее Александра III).
Этюд этот прошу Вас, Алексей Максимович, принять на память о наших встречах.
Вернувшись с Кавказа, принялся за картину. Люди, измученные печалью, страстями и грехом, с наивным упованием ищут забвения в божественной «поэзии христианства». Вот тема моей картины.
Кончаю свое письмо, горячо пожелав Вам отдохнуть и подкрепиться для новых трудов.
243. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 18 ноября 1901 г.
[...] Что же касается двух статей в «Мире искусства» - Дягилева и Философова, то они - первая талантлива - обе очень интересны.
Философов своим писанием, думается мне, указует на «новый курс», и так или иначе - таким заявлением с журнала снимается тяжкое подозрение в соучастии с Бенуа (он написал статейку об искусстве для «Вестника финансов» или «Отчета министра финансов»).
Из писем москвичей видно, что новое общество действует горячо. Серов ежедневно набавляет количество вещей, Малявин обещал три, а если успеет кончить четвертую, большую, то поставит и ее.
Я посылаю эскизы Оржевской и, может, один небольшой «блуд», за который принялся сегодня.
Большая картина двигается пока успешно, есть живые лица и есть места нехудо писанные. Главное еще не написано. К рождеству надеюсь все, к чему есть материал, - записать. Работаю с увлечением.
В общем живу тоскливо, одинок я душой здесь (все же Праховы и в особенности Леля для моей жизни большая, незаменимая потеря)… Так-то, брат, не худо бы было и похандрить, к тому же и тем для «увеселительного» письма нет налицо. [...]
244. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 2 декабря 1901 г.
[...] Картина моя двигается, и если бы все этюды были налицо, к Новому году я мог бы ее вчерне записать. Недостает из двадцати фигур - пяти. В середине января, жив буду, поеду под Москву, и там, быть может, удастся написать остальные. Пока сделанным я доволен, есть места нехудо писанные, есть живые любопытные люди. Тема из тех, в которых хорошо разбирается Розанов, и ему больше, чем кому-либо, я желал бы картину показать, когда доведу до конца. [...]
Горький поселился в Олеизе на той даче, где я жил одно лето с Ольгой. Он в отличном настроении и собирается энергично работать. Про Чехова не знаю ничего, кроме того, что он недавно вернулся из Москвы. Однако на днях надеюсь получить о всех трех - Толстом, Чехове и Горьком - более подробные сведения и тогда, что будет, сообщу тебе.
Вот еще что: купи и вышли мне «Студио» за июль, там, по словам Дягилева, есть снимки с моих художеств. [...]
245. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 13 декабря 1901 г.
Ну, здравствуй, Александр Андреевич! Твое письмо с гимном Алчевскому получил...
Я люблю «инструмент», подобный тому, каким владеет Собинов или, быть может, твой Алчевский, но еще больше люблю я в артисте живую душу, глубокое сознание и способность передать этим инструментом душу человеческую, драму души нашей, и потому я всегда предпочту гений Шаляпина «инструменту», хотя бы и прекрасному по звуку своему.
Шаляпин и ему подобные владеют и властвуют своим инструментом, Собиновы же подвластны таковому сами.
Так-то, мой милый друг Турыгин! ..
Только что прочел фельетон любимца твоего Розанова «Земное и небесное». Он, твой Розанов, весьма искусен становится в своих дерзновениях, затрагивая темы острые и подходя иногда к ним вплотную, - он кладет камень за камнем в подготовке больших и смелых решений в религиозных вопросах.
Теперь по Руси немало таких, как он, и наисильнейший и наиболее обаятельный сидит в Уфе - это епископ уфимский и мензелинский Антоний (Храповицкий). Далеко он идет в своих мечтаниях - об «отделении церкви от государства», - и я хотел бы знать, имеют ли на сей случай наши смелые проповедники достаточную гарантию того, что, отделившись от государства, «церковь» или, вернее, «ее служители» перестанут все, или большинство, быть «чиновниками», перестанет ли черное духовенство торговать и обирать народ, не давая от себя народу этому ровно ничего... Тема, правда, старая, но вечно живая и досадная по своей практической неразрешимости. [...]
Дальше » |
