На главную             О русском
художнике
Михаиле
Нестерове
Биография Шедевры "Давние дни" Хронология Музеи картин Гостевая
Картины Рисунки Бенуа о нём Островский Нестеров-педагог Письма
Переписка Фёдоров С.Н.Дурылин И.Никонова Великий уфимец Ссылки  
Мемуары Вена 1889 Италия 1893 Россия 1895 Италия, Рим 1908   Верона 1911
Третьяков О Перове О Крамском Маковский О Шаляпине   О Ярошенко

Письма Михаила Васильевича Нестерова

   
» Вступление
» Часть первая
» Часть вторая - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42 - 43 - 44 - 45 - 46 - 47 - 48 - 49 - 50
» Часть третья
» Часть четвертая
Михаил Нестеров   

Часть вторая

197. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 30 ноября 1898 г.
Здравствуй, дружище Александр Андреевич! Давно тебе не писал, хотя от тебя и получал вести. Спасибо за журнал Собко. Что же! Для передвижников и то хлеб. Здорово бездарно, но благополучие образцовое. Другое дело Дягилев - тут молодость, тут самонадеянность, тут талант, все это перепуталось страшно, и получилось все же нечто, что может волновать, придавать интерес и энергию. Статья Буренина грубая и грязная - писана она по внушению людей обойденных, с прищемленным самолюбием. За такие статьи платят пощечинами. За Дягилева порукой те имена честных и даровитых людей, которые сознательно доверились ему, признавая в нем человека способного и с хорошим вкусом. Об этом Буренин не хотел задуматься... Там, в Петербурге, у вас, видимо, не спят, и Дягилев не даст заснуть, по крайней мере до тех пор, пока сам не устанет и не плюнет на все это дело. Его петуший задор забавен, тут сквозит молодость, а согласись - молодость, какая ни на есть, - хорошая штука, и мы с тобой дали бы много за нее; умеренность и степенность нашего возраста пахнет халатом, а я его носить не люблю, он мне слишком мешает двигаться, работать, сознавать свою правоспособность... Словом, будем верить в «звезду» (как говорит Серов) Дягилева, а мальчишество его можно ему простить. Рисунки майолики Малютина - плохо (просто - плохо), К.Коровина - красивы по краскам «Паруса» (помни, что это для майолики, и в деле это может быть интересно). Что, не будет ли уж об журналах? Не поговорить ли о себе маленько?.. Благо есть новости и не кое-какие, и ты в качестве верного друга порадуйся. Вслед за чином академика на днях получил я от гр. Толстого телеграмму, а затем любезное письмо, где он извещает о желании наследника цесаревича поручить мне роспись вновь построенной небольшой церкви в Абастумане. Для чего, в случае моего согласия, предлагается мне поездка на казенный счет для ознакомления с грузинской церковной стариной (церковь цесаревича в грузинском стиле). Между прочим гр. Толстой предлагает мне ехать в декабре совместно с вел. кн. Георгием Михайловичем, который особенно занят этой церковью. Столь приятный для себя заказ я, конечно, охотно принял, поездку же с вел. кн. отклонил по болезни Ольги и отправлюсь на Кавказ после выставок. Вот, брат, какое дело-то, бог бы привел ему совершиться - и силы бы свои приложил почетно, и Ольгу бы свою обеспечил, и покоен бы был тогда.
Теперь усиленно работаю над двумя большими картинами - для Дягилева «Пр. Сергий» и на Передвижную - «Св. Димитрий царевич убиенный». Потом примусь за образа фон Мекку - эскизы утверждены и куплены уже... »
Ольга моя медленно, но все же поправляется, она еще в постели, но силы растут.

198. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 12 декабря 1898 г.
В минувший понедельник 7 декабря Москва похоронила своего почетного гражданина, одного из благороднейших своих сынов, дорогого нам, художникам, Павла Михайловича Третьякова. Похороны были почетные, лучшие люди Москвы собрались поклониться покойному. Церковь была полпа народом. После слова священника гроб подняли на руках художники во главе с В.Васнецовым и Василием Дм. Поленовым, художники же несли его и до кладбища, потом долго, долго не расходились; печально, грустно было оставить им дорогую могилу и жутко было остаться одним среди просвещенных невежд, среди людей-хищников, холодных, чуждых и далеких от всех наших грез, наших наивных мечтаний... Павел Михайлович был наш, он знал наши слабости и все то, что есть у нас хорошего, он верил нам, сознательно, разумно нас поддерживал. Покойному не нужны некрологи, ни глупые и пошлые вроде нововременского, ни восторженные и многоречивые. Деяния его так велики, они так ярко свидетельствуют о себе сами... С отшествием покойного заканчивается блестящая эпоха русского искусства, эпоха деятельная, горячая и плодотворная, и он в ней играл важную роль, П.М. вынес ее на своих руках. Искусство вообще имело в нем друга искреннего, серьезного и неизменного. Я о кончине его узнал из газет в день похорон и не мог поехать поклониться ему, проводить его до могилы, пришлось ограничиться телеграммой семье да панихидой во Владимирском соборе, на которую почти никто не пришел, несмотря на оповещение. Мало, брат, у нас идеализма, живем жизнью личною, суетною, хамскими расчетами, не подозревая об обязанностях к обществу, к его лучшим людям, к его работникам и героям, последние своей жизнью, своей деятельностью вызывают лишь враждебное, злое чувство. Да! Хорошо сказал Гоголь: «Скучно на этом свете, господа!» [...] Кончу письмо иными темами: «Сергия» - довожу; «Димитрий царевич» - не есть то слово, которое я знаю. То, даст бог, впереди, через год, два.
Не поленись узнать, что стоит академический значок!? (Он должен быть золотой). Если можно, вышли мне к празднику наложенным платежом или купи, что стоит - немедленно вышлю! (Спроси, быть может есть меньшего размера или имеет ли право быть таковой.) Как видишь, стареть стал, либерализм охладевает, хочу на праздники украсить грудь свою орденами и иными знаками отличия. «Все, брат, там будем», как говорит Несчастливцев.


Дальше »

Из воспоминаний Нестерова: "Оставалось найти голову для отрока, такую же убедительную, как пейзаж. Я всюду приглядывался к детям и пока что писал фигуру мальчика, писал фигуру старца. Писал детали рук с дароносицей и добавочные детали к моему пейзажу - березки, осинки и еще кое-что. И вот однажды, идя по деревне, я заметил девочку лет десяти, стриженую, с большими широко открытыми удивленными голубыми глазами, болезненную. Рот у нее был какой-то скорбный, горячечно дышащий. Я замер, как перед видением. Я действительно нашел то, что грезилось мне: это и был «документ», «подлинник» моих грез. Ни минуты не думая, я остановил девочку, спросил, где она живет, и узнал, что она комякинская, что она дочь Марьи, что изба их вторая с краю, что ее, девочку, зовут так-то, что она долго болела грудью, что вот недавно встала и идет туда-то... Образ был найден."



цветок


М.Нестеров © 1862-2024. Почта: sema@nesterov-art.ru