Часть вторая
178. А.А.ТУРЫГИНУ
Кисловодск, 27 июня 1897 г.
[...] «Дружба» наша с Парландом, верно, на исходе, догадался немец, что с таким, как я, каши не сваришь. Да к тому же и Харламов вовремя подвернулся' - ведь все же не Киселев и компания. Ну, да это все вздор. Надо работать неутомимо, не покладая рук, теперь ведь всякое лыко в строку пойдет, да и вообще нужно поторапливаться, годы не те, не 25, а 35 лет теперь за плечами.
Говоря откровенно, мне бы очень хотелось, чтобы «Вена» не минула моих рук. Хочется поработать без этого нелепого террора Васнецова. От Котова пока никаких вестей нет, да едва ли раньше августа и будут.
Для Киева у меня, помимо новой картины (многосложной), зреет еще один план, о нем сообщу в свое время. Вот только бы бог послал здоровья, его-то не очень много у меня - скриплю, и не больше. Эх! Молодость, много она унесла силы, а как бы она теперь пригодилась.
Здесь проболтаюсь числа до 14-15-го, а там и в Киев на зимние квартиры, снова в упряжку, которую, очевидно, я все-таки люблю. Здесь, кроме меня и Ярошенко, водятся и другие художники, но такие неприступные, в таких шляпах и с очень большими альбомами под мышкой; очень озабоченно они ездят на все места, где Лермонтов когда-то отдавал свой долг природе, - с чувством эстетика эти эпикурейцы художества осматривают эти примечательные места, говорят несколько укоризненных слов, даже проклятий, по адресу Мартынова и спешат дальше, дальше. [...]
179. А.М.ВАСНЕЦОВУ
Киев, 4 сентября 1897 г.
[...] На Кавказе я прожил лето очень хорошо, встретился с людьми милыми и хорошими. Ярошенки были по обычаю своему и ласковы, и гостеприимны, Николай Александрович чувствует себя нехорошо, без голоса и последнее время заметно покидает его энергия и сила воли, он становится раздраженным, и Марии Павловне приходится трудно. Проездом в Киев заезжал в Харьков, где Хруслов открыл выставку, помещение плохое - вещи поставлены удовлетворительно. В Киеве ничего нет нового. Прахов в Венеции, семья здесь, та же милая Леля, тот же дорогой нам собор. [...]
180. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 23 сентября 1897 г.
Здравствуй, Александр Андреевич!
Письмо с «вступлением» о Рёскине получил, спасибо, интересно. Личность, несомненно, оригинальная, большая. Все попытки его смелы. Жаль, что в этих случаях часто жизнь ставит деятеля в положения комические, этим самым как бы умаляя значение, стирая то идеально возвышенное, что кроется в основе подобных идей. Прошу тебя, если не заленишься, продолжать твое писание, оно, должно быть, дальше будет еще занимательней; меня интересует - в чем проявилось у Рёскина его стремление к прерафаэлистам, как он их понимает, чем в них любуется. Что в них ищет, на что уповает, чего ждет от них, как хочет их соединить, ввести в современное мышление, в жизненную потребность людей - людей нашего времени. В чем кроется убеждение Рёскина в том, что это нужно и что это именно и есть то самое. В таких случаях делается страшно, тут бывает часто «пустосвятство», та глупая «стасовщина», которая уперлась лбом во что-либо и, не поясняя ничего, брыкает копытами на все остальное, и это выходит уже больше чем смешно - это приносит прогрессу (если таковой может существовать) не пользу, не услугу, а острый, долго непоправимый вред.
Объективен ли Рёскин в своей, так сказать, субъективности - проще, гениален ли он так, как, положим, наш Белинский? Идут ли у него выводы ума рядом с пророческим предчувствием сердца?
Вот все это меня интересует и пугает, - такой человек ведь - клад, и вдруг клад этот не червонцы, а просто горшок с золой - и обидно бывает. Во всяком случае, ты продолжай, дай возможность и мне быть «просвещенным» человеком. Между прочим, если ты позволишь, - то мне хочется поделиться сведениями о Рёскине с моим большим другом (девушкой), с каковой целью письма твои будут посылаемы в другой город. Если же ничего не будешь иметь против этого - напиши, если же это ты найдешь почему-либо неудобным, то тоже напиши.
Теперь я усиленно работаю над новой картиной на предбудущий год. Народу на картине пропасть, еще ни на одной из моих бывших раньше не было столько. Народ все по обыкновению постный. Тема печальная, но возрождающаяся природа, русский север, тихий и деликатный (не бравурный юг), делают картину трогательной, по крайней мере для тех, у кого живет чувство нежное. Вот как надо хвалить свой товар и клеймить грубиянов! [...]
Дальше » |
