Часть вторая
233. А.А.ТУРЫГИНУ
Хотьково, 4 июня 1901 г.
Что с тобой, дружище А. А., от тебя вот уже с месяц нет вестей?
Умер ты или притворяешься мертвым?
Будь благоразумен - откликнись, напиши цыдульку.
Я сижу у святых отцов, в Гефсиманском скиту, услаждаю свой ум беседами с батюшкой - отцом Иулисм, моим смешным старичком Авраамием и прочей почтенной братией, так или иначе, но я отдыхаю от безалаберной зимы, а Ольга моя живет в Крейцнахе и, кажется, с пользой. [...]
Знаешь ли ты, что Чехов женился на Книппер, лучшей артистке Художественного театра, М.Горький был опасно болен, но теперь ему лучше, что здесь, в Москве, на каждом углу и окне торчат портреты Л.Толстого, М.Горького и Шаляпина, со всевозможными посвящениями этим трем героям настоящего времени.
Знаешь ли ты, что «Красные бабы» приобретены в Венеции правительством Италии для Национального музея в Риме, славная плюха нашим блюстителям и собирателям хлама для музеев (где за последнее время, кроме прекрасных вещей Нестерова, и взглянуть не на что).
Словом, живем пока, дышим и если что - шапками закидаем! [...]
234. А.А.ТУРЫГИНУ
Хотьково, 27 июня 1901 г.
А.А., пишу тебе из св. обители Хотьковской, из тех мест, где когда-то жил маленький Варфоломей, потом св. Сергий, пишу тебе из тех мест, где некогда и я был молод, был полой надежд и самых смелых упований, из коих более половины погибло безвозвратно и только кое-что сбылось...
Я усердно работаю этюды к моей будущей картине, к картине, где я надеюсь подвести итоги моих лучших помыслов, лучшей части самого себя. Два года жизни, два года хотя бы относительного здоровья и силы, думаю, достаточно, чтобы спеть эту свою «лебединую песнь». До половины этюдов собрано. Еще остается полтора месяца, в которые буду работать в Соловецком и Уфе...
Во вторник приезжает Ольга из Крейцнаха, а в четверг я еду в Соловецкий и, кажется, с Вологды па пароходе, что увеличивает интерес вдвое. Еду я с молодым художником Чирковым (на Передвижной «Баржа на Амуре»).
Пробуду в Соловках пока не выгонят (там ограниченное время можно жить «без дела»). А потом в Уфу, там закончу коллекцию этюдов и в Киев. В Киеве подготовлю образа абастуманского иконостаса и в начале октября в Абастуман. Налажу там дело, оставлю помощников и в Киев, там и начну картину, буду ее работать до января, ну а там, что бог даст!..
В Уфе думаю встретиться с Горьким. Знаешь ли, он сидел в «одиночном» за петербургские беспорядки и только недавно больным выпущен и едет в Уфимскую губернию на кумыс. Там и Чехов с молодой женой, там же, кажется, будет и мой ялтинский приятель - доктор. Все народ любопытный и повидаться с ними после моих монастырей и одиночного душевного заключения будет приятно.
Читаешь ли ты «Россию», читай, пожалуйста, там презабавные карикатуры пишет талантливый Дорошевич, недавно пресмешно пародировал он Розанова (твоего друга) и моего друга Сигму.
Брось свое «Новое время» или подбей, чтобы у «Красного моста» выписали «Россию». Она, конечно, такая же «подлая», как и «Новое время», но талантлива и «современна» - бестия. [...]
235. А.А.ТУРЫГИНУ
Соловецкий монастырь, 15 июля 1901 г.
Пишу тебе, А.А., несколько строк из Соловецкого. Тут много интересного, много своеобразного, но все это я как бы видел когда-то во сне и передал в своих первых картинах и некоторых эскизах. Тип монаха новый, но я его предугадал в своем «Пустыннике». Жизнь вообще очень неудобна, особенно тяжела общая трапеза и помещение. Я еду не один, с молодым художникам Чирковым. [...]
236. А.А.ТУРЫГИНУ
Нижний Новгород, 25 июля 1901 г.
Пишу тебе, Александр Андреевич, с перепутья из Нижнего, где я провел два приятных дня у Горького, написал с него удачный этюд, которым надеюсь воспользоваться в будущем. Горький здоров и весел, полон энергии и планов на будущее. Беседы с ним живые, увлекательные и интересные.
«Высидка» его в нижегородской тюрьме не отразилась на нем угнетающе. Он вынес из нее много наблюдений и лишний раз убедился в добродушии русских людей.
Конечно, высидка имеет и свои худые стороны, как то, что пока Горькому воспрещен въезд в большие города и столицы. И теперь, когда он собирается ставить у Станиславского свою пьесу-драму, это будет чувствоваться особенно ярко.
Много, много было затронуто милых и любезных русскому человеку тем. Тут и Толстой, и Шаляпин, и Горький, и Васнецов с Нестеровым не были забыты. Говорилось в упор, без ломанья и обходов.
Живет Горький безалаберно, у него милая жена, но, кажется, совсем но хозяйка.
Постоянно приходят разного звания люди, и мне думается, что Горького сильно должно утомлять. Разные «интеллигенты» идут в его карман, как в свой. [.. ].
Дальше » |
