На главную             О русском
художнике
Михаиле
Нестерове
Биография Шедевры "Давние дни" Хронология Музеи картин Гостевая
Картины Рисунки Бенуа о нём Островский Нестеров-педагог Письма
Переписка Фёдоров С.Н.Дурылин И.Никонова Великий уфимец Ссылки  
Мемуары Вена 1889 Италия 1893 Россия 1895 Италия, Рим 1908   Верона 1911
Третьяков О Перове О Крамском Маковский О Шаляпине   О Ярошенко

Письма Михаила Васильевича Нестерова

   
» Вступление
» Часть первая
» Часть вторая - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31 - 32 - 33 - 34 - 35 - 36 - 37 - 38 - 39 - 40 - 41 - 42 - 43 - 44 - 45 - 46 - 47 - 48 - 49 - 50
» Часть третья
» Часть четвертая
Михаил Нестеров   

Часть вторая

Его только лишь после огромного скандала среди Совета Академии признали достойным «звания». Репин, Матэ и Котов спасли ого жалкое «звание» угрозой немедленного выхода из Академии, вызвав бурю страшную, даже юродство (проф. Померанцев просил названных трех заступников остаться... на «коленях»). Вообще изнервничались все до последней степени, наделав при этом массу глупостей. Картину эту я видел вчера в мастерской Малявина, и вот мои впечатления: войдя в дверь мастерской, я увидел в противоположном конце огромный холст с красно-зеленым пятном переливчатых, играющих красок. Затем впечатление это сменилось мгновенно. Передо мной из красок появились формы, шумные, оживленные, в следующее мгновение - образы, живые, веселые, радостные лица, - все это снова волею художника зашевелилось, запрыгало, захохотало. Шесть или семь деревенских баб в красных платьях с хохотом и гамом вертелись на зеленом лугу - а солнце сверху радовалось их веселью, их жизни, обдавая их своими веселыми лучами. Вот вам сюжет картины. Дополните сами красивую гамму красок - страшно широкую мазню-живопись, удивительную обобщенность, свободу обращения, так сказать, близость, дружбу с природой, не прикрашивая ее, а радуясь ей, - вот Вам и будет бледный облик новой картины в новом искусстве - этой, как называют, «анархии» искусства. Затем идет ряд дивных по краскам и смелости письма этюдов. [...]

1900
207. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 20 января 1900 г. [...] Ты пишешь, что Куинджи побил Репина, что же - дело хорошее: по делам вору и мука, но Кравченко верен себе, своей бездарной природе, он не дал бойцам проявить их гении в новой силе и области. Беклемишев - ректор, ну что ж - он красивый, нарядный и даже не дурак. Во Франции президентами выбираются люди за хорошо сшитые гетры. Ответом на заметку «Мира искусства» о Владимирском соборе было закрытие собора, куда теперь пускают только во время службы. Кабаки, трактиры открыты весь день, собор заперт. Просвещайся, русский народ! Я много работаю над «Голгофой», она занимает меня своей новизной, «трагедия» - для меня задача небывалая. Да и формы более строги, чем обыкновенно - дают мне немало забот. Мечтаю на Передвижную привезти картину сам. На днях должна открыться Дягилевская выставка. Сходи туда поскорее и тотчас напиши мне, где стоит моя большая картина (нарисуй обычный план), также, есть ли на выставке моя «Христова невеста» и где поставлена. Напиши свое мнение о моих вещах и прочих участников. Поставлен ли малявинский портрет с меня? и прочее.
Подробно и обстоятельно опиши все, что у вас творится.

208. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 31 января 1900 г.
Твое письмо, Александр Андреевич, было для меня очень поучительно, ты на меня вылил, и весьма вовремя, ведро холодной воды - это было нужно, и я тебе благодарен за это. Еще в прошлом году Прахов и кн. Яшвиль удержали меня от посылки этой картины, как не подходящей к Дягилеву, она хороша бы была у нас в «богадельне» на Морской и, пожалуй, имела бы там успех. Ну, а здесь конечно, она и сера и надоела. Обещаюсь никогда больше не «приставать» к публике с «угодничками». Что касается Малявина, моего портрета, писанного им, то тут, брат, надо разобраться. Ты бранишься «хлестко», но бездоказательно. Я бы желал видеть портрет сам, среди обстановки других работ. Слова «наглость, нахальство» - это, брат, слова страшные и особенно их рискованно применять к такому господину, как Малявин, - он для нас, «стариков», еще загадка, и как знать, может, разгадать ее суждено не нам, а тем, кто пойдет за нами. Об остальных ты говоришь спокойнее, а потому и ближе к действительности, хотя тон твой к Дягилевской выставке всегда «пессимистический». «Мир искусства» (то есть Дягилев) обставляет свои дела ловко - этот вернисаж стоит каталога с карандашиком на ленточке. Это, брат, уже XX столетие, и нам, людям XIX - не по зубам. Ну да живой об живом думает! Моя «Голгофа», хочется думать, не подведет меня - эти две недели пойдут на окончание ее. Жаль, что время мало и не удастся отойти от нее на два, на три месяца, чтобы взглянуть свежим глазом. Да! Теперь время такое, что только держись - да поглядывай. Вон Васнецов-то, в своем митрополичьем облачении вызывает улыбку у неверующих, не спасает и «сан». Народ - охальники, им что! [...]

209. А.А.ТУРЫГИНУ
Киев, 5 февраля 1900 г.
Письмо твое, Александр Андреевич, получил и прочел. В нем ты обстоятельней говоришь о портрете Малявина, но все же я не вижу в нем достаточно спокойствия!- ты нервничаешь. Мое мнение - сходи еще на выставку «Мира искусства» и проверь себя. О сходстве я и сам не буду говорить - да в Малявине, быть может, и не оно важно. Сумей (если есть) найти наслаждение в самой живописи, постарайся смаковать ее помимо мысли о сходстве. Сходи и напиши мне без «негодования» все, что вынесешь с этой, надеюсь, все же интересной выставки. Я выезжаю 17-го на Вильно. 19-го, в субботу, надеюсь быть в Петербурге и видеться с тобой. Внешний успех Дягилева (вообще) теперь большой. Большое умение было не пасть духом в начале. Теперь ему будет легче. «Голгофу» кончаю на днях. С огромным интересом жду, какая судьба ее ждет? [...]


Дальше »

Из воспоминаний Нестерова: "Школа мне нравилась все больше и больше, и, несмотря на отдаленность ее от дома и оргии, я все же первый год провел с пользой, и хотя весной и не был переведен, как думал, в натурный, но замечен, как способный, был. Уехал домой счастливый и там, незаметно для себя, выболтал все, что мы проделывали у себя на Гороховом поле. Родители слушали и соображали, как бы положить этому конец. И вот осенью, когда я с отцом опять вернулся в Москву, после совещания с Константином Павловичем Воскресенским, меня от Добрынина взяли и поместили в училищном дворе у профессора головного класса П. А. Десятова, но от такой перемены дело не выиграло. Десятое был очень стар и, в противоположность Добрынину, был женат на молодой... кормилице. Жили они тоже нехорошо. От первого брака были взрослые дети. Старик был строптив, грозен, и ему было не до нас - нахлебников. Мы жили сами по себе. И тоже большинство были архитекторы."



цветок


М.Нестеров © 1862-2024. Почта: sema@nesterov-art.ru