Часть третья
Перцов к моему художеству относится вообще благосклонно, он его любит давно. Так обстоит дело и в названной истории русского искусства, и лишь Димитрий царевич представляет там исключение. О нем Перцов говорит с нескрываемой неприязнью, и дело зашло там так далеко, что бедный Димитрий царевич со всей моей мечтой о нем уместился без остатка в... «Атлас костюмов XVII века» Прохорова.
Петр Петрович - искреннейший и благороднейший человек, Вы его знаете, и, мне думается, в данном случае в таком отзыве сыграло немалую роль неизлечимое «интеллигентство», и оно помешало быть и более проницательным и чутким к несчастному ребенку. И в этой же статье Петру Петровичу это же интеллигентство помогло умно и ярко разобраться в последних трех портретах.
Однако снова перехожу к впечатлениям. То, что Вы, говоря о Димитрии царевиче, вспомнили одну из любимых моих страниц из «Годунова» - одно это повергает меня в радостный конфуз. Подумайте, какое сопоставление! Величайшие достижения Пушкина и мои трепетные мечтания, верней «мечты о мечте».
Вы шаг за шагом любовно, осторожно, вдумчиво разбираете картину и то, что вложено Вами в этот разбор, - есть уже поэзия, или опоэтизированная критика. Ваше определение в этой критике роли пейзажа, в частности роли пейзажа в моих произведениях, - бывало и раньше, однако не с таким проникновением в психологическое соотношение пейзажа к действующим лицам, к теме картины. Форма, слова для Ваших размышлений найдены так счастливо, что и В.В.Розанов не отказался бы от них.
«Единая душа» человека и природы, его окружающей, взаимно необходимы. Эта единая душа создает то единое действие, ту целость впечатлений, кои поражают нас у великих мастеров Возрождения, и нет нужды допытываться, обладал ли мастер этим секретом сознательно на вершинах культуры века своего, или делал это в простоте душевной.
«Душа» необходима картине не менее формы и цвета. Она и есть тот «максимум» достижений в творчестве, который отмечает присутствие бога - творца всего живущего.
Паши многочисленные сезанновцы (это правое ныне крыло левых течений), заимствуя от своего учителя внешние его способы и достижения - положительные и отрицательные, не видят или не хотят видеть то, что сила и особая притягательность Сезанна в том, что, обладая ярким видением цвета, краски, он умел вложить в них свою, сезанновскую живую душу, и она-то и делала его произведения одухотворенными, поэтическими и отличными от большинства из этих слепых, бездушных, самодовольных имитаторов, фальшивомонетчиков.
Лучшие вещи Сезанна проникнуты полнотой чувства, «душой», и она то и роднит его с великим Ивановым, овладевшим за много времени до Сезанна всеми достижениями последнего и превосходящим его присущим Иванову даром религиозного, евангельского откровения. Но «душа» познается душой же, а если ее нет, то можно обойтись и без нее, а чтобы она или ею не мозолили нам глаз, так можно и высмеять эту самую душу, замолчать ее, да мало ли способов свести ее на нет, подменив ярким кобальтом, суриком или еще чем поглазастей.
Паши поэты, живописцы, говорят, и музыканты не с сегодняшнего дня ушли в технику, в мастерство кисти, рифмы и проч., перестав видеть, любоваться природой и человеком, «их душой» - непосредственно, без переводчика, толмача, посредника, без прежде живших художников, уже наложивших и на природу и на все живущее в ней свой «человеческий», земной, сильно пониженный и загрязненный часто отпечаток, «стиль», выражаясь деликатно, подменив им лучшее, божие - безбожным, бездушным, этим же «сырьем» - кармином, кобальтом, всякими «ужимками и прыжками». [...]
392. А.А.ТУРЫГИНУ
Москва, 23 октября 1923 г.
Здравствуй, старина!
Пользуюсь свободным днем, пишу тебе, чтобы напомнить о себе, подбодрить тебя, вызвать на ответ, узнать, как ты живешь и проч. Берись за перо и строчи. Ты спросишь: «уж будто ты так занят, что у тебя редко и день свободный найдется». Представь, что почти так: неустанно «строчу» картины. Лето писал для Америки, сейчас пишу «впрок», как бывало в Уфе солили впрок капусту и огурцы. Авось пригодятся кому-нибудь и когда-нибудь, и можно будет выменять на хлеб или картошку.
Последние недели были хлопотливые: все «заседали» по поводу американской выставки. Вчера было жюри, отбирали козлищ от овец. Оказалось, что и те и другие довольно паршивы, однако духом не падаем, и первая партия через неделю выезжает, а через три и остальные двинутся, «если бог грехам потерпит»... А потерпит ли - один Аллах ведает. Вот что делается на Ближнем
Западе! Каково себя ведут ляхи и немцы! Далеко ли с ними уедешь!.. Понаписали же в Москве и в Питере до тысячи штук; у нас особенного ничего не вышло. Есть вещи типа хорошей выставки Союза - не больше. Самая большая вещь Лансере еще не пришла из Тифлиса.
Я даю, кроме повторной, «халтуры», переписанное «Чудо» под названием «Св. Варвара»; теперь и прежде разница та, что прежде у Варвары голова валялась на земле, сейчас она на плечах, а тебе из опыта известно, что куда лучше, когда голова на плечах...
Есть и т.н. пикантные вещицы (аршина на три величиной), одна Лентулова - «В студии художника». Художник в образе апаша пирует среди дам веселого поведения, они больше без ничего, выпито много, еще больше побито всякого добра. Все это писано так, как писали еще недавно левые Кончаловские, Машковы, кои тоже есть у нас, но в сильно поправевшем виде. Другая «пикантная» вещь - «Вакханалия» молодого Василия Яковлева (их теперь развелось множество). Этот Яковлев - правый, скверный имитатор Рембрандта, Рубенса и каких хочешь из старых голландцев.
Дальше » |
