Часть третья
Теперь я выхожу, но слабость изрядная, температура утром 35,7, днем - 36,2. В воскресенье проведать болящего заехали старики Харитоненки (с Виноградовым). Ну, то да се - показал им «Крестный путь» для кн. Оболенской, а потом и обновку «Тихие воды» (старик везет иконку по озеру). Ну, пришли в восторг и пристали, чтобы я «уступил» им. Я долго не ломался, назначил крайнюю цену - 1500 руб. (картинка небольшая) и тотчас же был с благодарностью заключен в объятия.
Харитоненко теперь говорит, что из частных владельцев ни у кого не представлен так Нестеров, как у него... Добродушнейшие старики!..
Сегодня кончил им эскизы образов иконостаса для собора в Сумах - кажется, будет ладно, едва ли не интересней «великокняжеского», что на Ордынке. Дальше примусь за «Столыпина», а там и к вам в начале марта нагряну. [...]
338. С.В.МАЛЮТИНУ
Москва, 7 апреля 1913 г.
Многоуважаемый Сергей Васильевич!
В день нашей встречи у Новодевичьего монастыря ко мне обратились с просьбой иметь для издания' мой портрет - я указал на Ваше предложение написать таковой, на что мне было сказано, что если Ваши намерения Вы не изменили, то будет найдена возможность сеансы устроить на нейтральной почве (ввиду скарлатины у нас в квартире). Не откажите сообщить, когда и где мы с Вами об этом могли бы поговорить.
339. А.А.ТУРЫГИНУ
Сергиевский посад, 6 июня 1913 г.
Получил твою интересную (увы! не по содержанию) открытку. И так как делать нечего, пришел с этюда и спать еще рано, то думаю, дай поболтаю со старым приятелем. Со дня на день жду вестей из Уфы, чтобы ехать туда для печального обряда. Жизнь угасает быстро. Присланные снимки с больной говорят, что от былого человека большой силы и энергии не осталось и следа. Быть может, никогда болезнь с ее печальным концом не производила на меня столь реального, «убедительного» впечатления: потому ли это, что Александра Васильевна всего лишь на четыре года старше меня, или потому, что в ее лице я теряю последнего человека, с которым мог говорить, как с очевидцем и участником былой, давней жизни нашего родного гнезда, с ней прошло детство, с ней так сладко было вспоминать о том, что было и чего никогда не будет.
Останется молодежь, они могут быть милыми, славными, но они не поймут и половины того, что было понятно и любезно нам с полслова. Итак, из стариков останутся только приятели и ты между ними, как это ни странно, на первом плане. Ты близок по своим тридцати годам приятельства, по твоей купеческой породе, которая гнездится в нас обоих крепко, и по своей безвредной причастности к художеству. Твой «Святополк окаянный», или «морг» в ассирийском стиле, называемый тобой, кажется, музеем, меня никак не волнует, а мое художественное благополучие, за редким исключением, тебя волнует - приятно.
Ну что ж, будем жить с тобой, пока не придет наш час, а те, кто захотят разделить нашу судьбу, могут присоединиться к нам и быть участниками того «жизненного пиршества», какое мы от своих щедрот им предложим. Полагаю, такие добрые души найдутся. Тем лучше для всех...
А вот я сейчас читаю Ипполита Тэна: «Путешествие по Италии» (в 60-х годах). Книжка, впервые переведенная Перцовым и подаренная мне как-то недавно. Читал ли ты ее в подлиннике? Если не читал - возьми в переводе. - Умно на редкость, такое хорошее, благородное (в наше время - хамское) свободомыслие.
Такой верный, осторожный и страшно «личный», ответственно личный, взгляд на великое и менее великое итальянское искусство. Как в этих письмах еще молодого Тэна чувствуется его славное будущее. [...]
340. П.Д.КОРИНУ
Уфа, 21 июня 1913 г.
Вчера получил Ваше письмо, Корин. Рад Вашему успеху. Свое время Вы устроили толково. Не забывайте, что Вы будущий художник, готовьтесь к этому великому призванию, пользуясь всякой минутой. Вы не нищете, когда справитесь с двумя плащаницами. Если не успеете вернуться в Москву к 1 июля, тогда кончите образ в середине августа. Я только что схоронил сестру и 23-го еду в Москву, к Троице, а числа 3 июля уеду на юг до средины августа (числа до 10-го). Пишите в Москву (Донская, 26), всякий раз, как будете менять место. Письма мне перешлют по адресу. Жму руку.
341. А.А.ТУРЫГИНУ
Сергиевский посад, 3 июля 1913 г.
Твое хорошее письмо получил, спасибо...
Нечего говорить, как жаль Александру Васильевну! Как незаменима она была для меня во многом. И как умный человек, и как человек прямолинейной честности, который не умел колебаться между прямым путем и кривым. Это был человек хорошей нравственной породы и личного самовоспитания.
Кроме того, последние годы она жила моими интересами, моим успехом и неуспехом - как никто.
Я сильно за эти месяцы подался, и если не сумею себя поставить на ноги в Ессентуках, то не знаю, как зиму проскриплю. Работы нахватал пропасть. Сделать надо не кое-как, сроки все пропущены - три-четыре года (Харитоненкам, которые ждут чуть ли не с моей выставки иконостаса). [...]
Хочется со всеми заказами кончить и больше не брать их, ненавижу их я, как врагов своих!!..
Необходимо написать еще если не «Христиан», то две-три вещи стоящих, к которым у меня почти весь материал готов и надо сделать через два-три года выставку.
Денег сколько ни добывай, не будет этому конца, да и «спасибо» не скажут, а, пожалуй, еще скажут «мало».
Стоит ли себя терзать!?
Надо «остальные денечки» пожить «для души». А она еще полна хороших художественных чувств, мыслей. [...]
Дальше » |
