» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая » Двадцатая

Пустились в поиски в разные концы. Я побежал через Мисхор к Алупке и там, за несколько верст от Олеиза, в Алупкинском парке нашел свою дочку, преспокойно игравшую с какой-то девочкой. Я был рад своей находке, а моя беглянка, полуглухая, еще не окрепшая после болезни, была только удивлена тем, что я встревожен, что ее ищут. Объяснила мне, что и сама не помнит, как, гуляя по Мисхорской дороге, попала в Алупку. Я тотчас же взял извозчика и увез ее домой.
Надо было подумать, как быть дальше. Необходимо было сестру Е-ву удалить, заменить кем-то более надежным... Я написал в Киев гр. Коновницыной, и она предложила мне прислать одну из своих классных дам, мою однофамилицу.
Я поблагодарил и попросил ее не откладывать приезда Елизаветы Александровны Нестеровой. Через неделю она была уже в Олеизе, как уточка забавная, добродушная, заботливая, некрасивая... Сейчас же я отпустил сестру Е-ву, и жизнь скоро вошла в свою здоровую колею.
Но срок пребывания в Крыму кончался. М.П.Ярошенко звала Ольгу к себе в Кисловодск, а мне необходимо было снова ехать в Абастуман, везти свои эскизы.для представления их наследнику. И мы двинулись разными путями на Кавказ: я - на Батум и Абастуман морем, Олюшка с Е.А.Нестеровой на Новороссийск в Кисловодск, где мы должны были встретиться по моем возвращении из Абастумана.
Из Батума я ехал той же дорогой на Боржом, с теми же встречами и проводами на станциях. Те же Ацхур, Ахалцых... Вот и Абастуманское ущелье. Теперь лето, все зелено, все залито солнцем, и само ущелье не такое мрачное. Четверик мчит коляску по извилистым берегам Абастуманки. Вот церковь, еще несколько минут и деревянный - как выставочный павильон или подмосковная дача - дворец наследника.
Я ежедневно бывал в абастуманском храме, намечал мысленно то, что со временем должно быть написано на его стенах. Часто виделся с отцом Рудневым, который больше и больше нравился мне своей искренностью и горячим сердцем.
Однажды наследник сообщил мне, что он считает для меня полезным, раньше, чем начинать роспись церкви, ознакомиться с образцами старой грузино-армянской архитектуры и живописью этих средневековых кавказских церковных памятников.
Мысль эту наследнику, быть может, подсказал гр. Толстой. Так или иначе, но она была дельная, и я, конечно, не возражал против такого предложения. Тем более не возражал, что мне и самому хотелось повидать мозаики и фрески Гелатского монастыря, дивного храма в Мцхете, Сафорского монастыря, Сионского собора в Тифлисе и многое другое, что знал я по увражам... Тут же был решен мой отъезд в ближайшие дни в Кутаис. Лейтенант Бойсман снабдил меня бумагами, весьма внушительного содержания. Я откланялся наследнику, простился со всеми, кого знал, и двинулся через Зекарский перевал в долину Риона.
Шестерик прекрасных коней медленно поднимал мою коляску на шестнадцать тысяч футов над уровнем моря. Вот, наконец, и перевал. Дивная первозданная панорама открывалась перед моими глазами. Предстояло верст более пятидесяти проехать, спускаясь вниз до самого Кутаиса. Четверик отпрягли, коляска моя, запряженная теперь лишь парой коней, на тормозах должна была осторожно спуститься в долину Риона. Дивные виды сменяли один другой. Показался Кутаис. Проехали по его незамысловатым улицам, миновали его. Впереди Гелатский монастырь. Вот и он показался. Дивный старый собор, а по бокам, как бы образуя улицу, симметрично шли по обеим сторонам, как игрушечные, тоже каменные, того же грузинского стиля, маленькие церковки. Это было так неожиданно, так ново и так выдержано в стиле. Строитель знал, что делал. Его план был очевиден. Монастырские корпуса дополняли этот план.
Волшебная бумага Бойсмана быстро распахнула передо мной все двери. Я вошел в собор, и моему взору представилась прежде всего мозаическая абсида с богоматерью. Она напомнила мне базилики Рима, капеллу Палатина. Стройная, вся в синих тонах владычица небесная шествовала на заревом, золотом подернутом фоне. Она по форме куда была совершенней киевской «Нерушимой Стены». По всем стенам, пилонам и колоннам шли фрески, переплетенные своеобразным грузинским орнаментом...
Я осмотрелся и просил сопровождающего меня монаха разрешить мне сделать несколько акварельных набросков. Конечно, разрешение было дано. Мне было предоставлено все, чтобы облегчить мое занятие. И я приступил к делу, нарисовал абсиду, некоторые фрески, - одна из них послужила мотивом для моего абастуманского «Благовещения». Так она была выразительна, так благородна и нежна в красках, так свежа, как будто прошли не сотни лет с момента ее написания, а лишь год или два.
Сделав все, что мне было надо, я в сопровождении монаха обошел те игрушечные церковки, что шли к собору. Был у настоятеля, там закусил и, довольный тем, что видел и сделал, двинулся в дальнейший путь, к станции Михайловской, на Тифлис - Мцхет, славившийся своим собором.
Собор этот виден издалека. Он возвышается над старым Мцхетом, он его центр. Желтовато-зеленый, с каменным куполом, с сияющим крестом, такой гармоничный с окружающей его природой, с горами, среди которых он вырос и стоит сотни лет...
Я осматриваю, зарисовываю его фрески, пишу этюд с него на фоне родных гор и собираюсь ехать дальше, в Тифлис. Сажусь в скорый, идущий из Батума поезд. Сажусь, по своему новому положению, в отдельное купе первого класса и еду. Ехать недолго, что-то с час или два - не помню.
Наружный вид Сионского собора очень хорош. Стиль его сохранился, если не полностью, то все же ничем не шокирует глаз после Гелатского и Мцхетского храмов. Роспись позднейшая - князя Гагарина, она не в стиле глубокой грузинской старины, но тон росписи приятный и не банальный.
Вызванный настоятель храма предупредил нас, что ризница собора помещается чуть ли не на чердаке, что попадают туда через какой-то люк... Однако мое желание было так непреодолимо, что и старик настоятель, и мой егермейстер поняли, что тут ничего не поделаешь и через люк лезть придется. Полезли, выпачкались в пыли, но то, что я увидел, искупало все лишения, все трудности. Ризница, хотя и не была в идеальном порядке, все же представляла несомненный драгоценный церковно-археологический материал, однако уступающий московской патриаршей ризнице.
Выбравшись тем же путем обратно, я поблагодарил настоятеля, и мы отправились осматривать туземный базар.
На другой день смотрели огромный и плохой Александровский собор, где в картинах Рубо могли видеть эпизоды покорения Кавказа, сдачу Шамиля и прочее... Побывавши на горе в монастыре св. Давида, поклонились могиле Грибоедова, и после обеда я отправился на вокзал и, простившись с моим чичероне, поблагодарив его, уехал через Баку - Владикавказ в Кисловодск, где меня ждала моя дочка, проживающая у М.П.Ярошенко. Таким образом, закончился мой обзор грузинских церковных памятников. Позднее я предполагал проехать в Армению, но неожиданные события совершенно изменили мои планы.