» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая » Двадцатая

Часов в 9-10 пригласили в парк, расположенный у самого дома, похожего на дворец. Выходим на террасу. Парк, площадка перед домом и ближние аллеи иллюминированы. Тут и приезжие гости. Знакомимся. Приглашают ужинать. Хозяева, профессора и мы, двое-трое из гостей, садимся за центральный, большой стол. Молодежь размещается за малыми столами. Дивная сервировка. Обносят яствами, очень изысканными, отличными винами. Все по-барски, богато, красиво, много цветов, но все это так мало гармонично с не привыкшими к изысканной роскоши простыми лицами, костюмами экскурсантов.
Подают шампанское. Хозяйка произносит красивый тост за своих молодых гостей. За них отвечают, благодарят за радушный прием мэтры.
Лица молодежи делаются оживленными, быть может, более оживленными, чем этого хотели хозяева. Молодые гости зорко всматриваются во все, что их окружает, что, как в сказке, проходит перед ними. Некоторые лица остаются усталыми, сумрачными...
Вино делает свое дело. Становится шумно, слышатся развязные голоса, речи молодежи... Становится все ясней, сколько неуместно было устройство этого пира после едва потухшего пламени первой Революции. Как неудачна была вся эта «политика» такой находчивой, остроумной при дворе О.И.Чертковой с сегодняшними ее гостями, из коих, быть может, многие были участниками недавних грозных событий...
И как это кагарлыкское торжество у графов Толстых не было похоже на живое, увлекательное торжество яснополянских Толстых! Одно такое искусственное, другое - искреннее, полное жизни и веселости. Тут - иллюминация, роскошный ужин с шампанским, там - тысяча детей, купанье, самовары, такой молодой, звонкий восторг!
На другой день ученая экскурсия выехала в Киев, разговоры о ней прекратились.
Я оставался в Кагарлыке несколько дней, написал этюд дивной церкви, напоминавшей мне чем-то падуанский собор св. Антония.
Здесь, как и в Ясной, со мною пытались заговорить о вере. Тогда, после революции, все кинулись к вере, часто вовсе не испытывая никакой в ней живой потребности. Таково было время, такова была мода.
Монотонный, однообразный порядок жизни у кагарлыкских Толстых был утомителен для меня. Огромный дом был полон довольства. Люди - воспитанные - жили внешне красивой жизнью, но как они были бедны духовно!
Иное в Ясной Поляне. Там все клокотало около гениального старика. Он собой, своим духовным богатством, помимо своей воли, одарял всех, кто соприкасался с ним.
В Кагарлыке мне советовали обратить внимание на особенно красивый тип и костюм девушек, сохранившийся от времен старой Украины. Кагарлыкские «Наталки», высокие, стройные, были редкостно красивы, величавы, красив был их национальный костюм, головы, украшенные яркими цветами, лентами. Красавицы эти ходили по роскошным комнатам кагарлыкского дома босыми, правда, ножки их были хорошо вымыты...
Далекая, еще гетманская Украина чудилась здесь живой, чарующей, поэтической.
Простившись с любезными хозяевами, я снова уехал в Княгинино к своей семье. В августе мы вернулись в Киев, а в сентябре я был уже в Москве и там видел проект Щусева церкви Марфо-Мариинской обители. Говорил с вел.княгиней о росписи будущей церкви.
Осенью же было приступлено к земляным работам, а весной предполагалась закладка храма. Место для обители было куплено большое, десятины в полторы, с отличным старым садом, каких еще и до сих пор в Замоскворечье достаточно.
Таким образом, мы с Щусевым призваны были осуществить мечту столько же нашу, как и великой княгини... Создание Обители и храма Покрова при ней производилось на ее личные средства. Овдовев, она решила посвятить себя делам милосердия. Она, как говорили, рассталась со всеми своими драгоценностями, на них задумала создать Обитель, обеспечить ее на вечные времена. Жила она более чем скромно.
Ввиду того, что при огромном замысле и таких же тратах на этот замысел вел.княгиня не могла ассигновать особенно больших сумм на постройку храма, я должен был считаться с этим, сократив смету на роспись храма до минимума. В это время я был достаточно обеспечен и мог позволить себе это.
Смета была мною составлена очень небольшая, около сорока тысяч за шесть стенных композиций и двенадцать образов иконостаса, с легким орнаментом, раскинутым по стенам. В алтаре, в абсиде храма, предполагалось изобразить «Покров Богородицы», ниже его - «Литургию Ангелов». На пилонах по сторонам иконостаса - «Благовещение», на северной стене - «Христос с Марфой и Марией», на южной - «Воскресение Христово». На большой, пятнадцатиаршинной стене трапезной или аудитории - картину «Путь ко Христу».
В картине «Путь ко Христу» мне хотелось досказать то, что не сумел я передать в своей «Святой Руси». Та же толпа верующих, больше простых людей - мужчин, женщин, детей - идет, ищет пути ко спасению. Слева раненый, на костылях, солдат, его я поместил, памятуя полученное мною после моей выставки письмо от одного тенгинца из Ахалциха. Солдат писал мне, что снимок со «Святой Руси» есть у них в казармах, они смотрят на него и не видят в толпе солдата, а как часто он, русский солдат, отдавал свою жизнь за веру, за эту самую «Святую Русь».
Фоном для толпы, ищущей правды, должен быть характерный русский пейзаж. Лучше весенний, когда в таком множестве народ по дорогам и весям шел, тянулся к монастырям, где искал себе помощи, разгадки своим сомнениям и где сотни лет находил их, или казалось ему, что он находил...
Иконостас я хотел написать в стиле образов новгородских. В орнамент должны были войти и березка, и елочка, и рябинка. В росписи храма мы не были солидарны со Щусевым. Я не намерен был стилизовать всю свою роспись по образцам псковских, новгородских церквей (иконостас был исключением), о чем и заявил вел. княгине. Она не пожелала насиловать мою художественную природу, дав мне полную свободу действий. Щусев подчинился этому.
Перед отъездом из Москвы Щусев и я были приглашены в Ильинское, где жила тогда вел. княгиня. Там был учрежден комитет по постройке храма, в который вошли и мы с Алексеем Викторовичем. Ездили осматривать юсуповское Архангельское.
Окончив все дела в Москве, я уехал в Кисловодск, где в тот раз у Ярошенко жил В. В. Розанов с семьей. Наши встречи с ним нередко кончались бурными спорами, разногласиями, но не ссорами.