» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая » Двадцатая

Я оставался в Кагарлыке несколько дней, написал этюд дивной церкви, напоминавшей мне чем-то падуанский собор св. Антония.
Здесь, как и в Ясной, со мною пытались заговорить о вере. Тогда, после революции, все кинулись к вере, часто вовсе не испытывая никакой в ней живой потребности. Таково было время, такова была мода.
Монотонный, однообразный порядок жизни у кагарлыкских Толстых был утомителен для меня. Огромный дом был полон довольства. Люди - воспитанные - жили внешне красивой жизнью, но как они были бедны духовно!
Иное в Ясной Поляне. Там все клокотало около гениального старика. Он собой, своим духовным богатством, помимо своей воли, одарял всех, кто соприкасался с ним.
В Кагарлыке мне советовали обратить внимание на особенно красивый тип и костюм девушек, сохранившийся от времен старой Украины. Кагарлыкские «Наталки», высокие, стройные, были редкостно красивы, величавы, красив был их национальный костюм, головы, украшенные яркими цветами, лентами. Красавицы эти ходили по роскошным комнатам кагарлыкского дома босыми, правда, ножки их были хорошо вымыты...
Далекая, еще гетманская Украина чудилась здесь живой, чарующей, поэтической.
Простившись с любезными хозяевами, я снова уехал в Княгинино к своей семье. В августе мы вернулись в Киев, а в сентябре я был уже в Москве и там видел проект Щусева церкви Марфо-Мариинской обители. Говорил с вел.княгиней о росписи будущей церкви.
Осенью же было приступлено к земляным работам, а весной предполагалась закладка храма. Место для обители было куплено большое, десятины в полторы, с отличным старым садом, каких еще и до сих пор в Замоскворечье достаточно.
Таким образом, мы с Щусевым призваны были осуществить мечту столько же нашу, как и великой княгини... Создание Обители и храма Покрова при ней производилось на ее личные средства. Овдовев, она решила посвятить себя делам милосердия. Она, как говорили, рассталась со всеми своими драгоценностями, на них задумала создать Обитель, обеспечить ее на вечные времена. Жила она более чем скромно.
Ввиду того, что при огромном замысле и таких же тратах на этот замысел вел.княгиня не могла ассигновать особенно больших сумм на постройку храма, я должен был считаться с этим, сократив смету на роспись храма до минимума. В это время я был достаточно обеспечен и мог позволить себе это.
Смета была мною составлена очень небольшая, около сорока тысяч за шесть стенных композиций и двенадцать образов иконостаса, с легким орнаментом, раскинутым по стенам. В алтаре, в абсиде храма, предполагалось изобразить «Покров Богородицы», ниже его - «Литургию Ангелов». На пилонах по сторонам иконостаса - «Благовещение», на северной стене - «Христос с Марфой и Марией», на южной - «Воскресение Христово». На большой, пятнадцатиаршинной стене трапезной или аудитории - картину «Путь ко Христу».
В картине «Путь ко Христу» мне хотелось досказать то, что не сумел я передать в своей «Святой Руси». Та же толпа верующих, больше простых людей - мужчин, женщин, детей - идет, ищет пути ко спасению. Слева раненый, на костылях, солдат, его я поместил, памятуя полученное мною после моей выставки письмо от одного тенгинца из Ахалциха. Солдат писал мне, что снимок со «Святой Руси» есть у них в казармах, они смотрят на него и не видят в толпе солдата, а как часто он, русский солдат, отдавал свою жизнь за веру, за эту самую «Святую Русь».
Фоном для толпы, ищущей правды, должен быть характерный русский пейзаж. Лучше весенний, когда в таком множестве народ по дорогам и весям шел, тянулся к монастырям, где искал себе помощи, разгадки своим сомнениям и где сотни лет находил их, или казалось ему, что он находил...
Иконостас я хотел написать в стиле образов новгородских. В орнамент должны были войти и березка, и елочка, и рябинка. В росписи храма мы не были солидарны со Щусевым. Я не намерен был стилизовать всю свою роспись по образцам псковских, новгородских церквей (иконостас был исключением), о чем и заявил вел. княгине. Она не пожелала насиловать мою художественную природу, дав мне полную свободу действий. Щусев подчинился этому.
Перед отъездом из Москвы Щусев и я были приглашены в Ильинское, где жила тогда вел. княгиня. Там был учрежден комитет по постройке храма, в который вошли и мы с Алексеем Викторовичем. Ездили осматривать юсуповское Архангельское.
Окончив все дела в Москве, я уехал в Кисловодск, где в тот раз у Ярошенко жил В. В. Розанов с семьей. Наши встречи с ним нередко кончались бурными спорами, разногласиями, но не ссорами. Вернувшись в Киев, я стал заканчивать портрет Толстого, затем принялся за образ «Распятие» - Каменским в Пермь. Впереди были эскизы для московской церкви. «Машина» была пущена полным ходом...
1908 год начался поездками в Москву, в Петербург.
В Москве представлял вел.княгине эскизы росписи. Они были одобрены. Видел Васнецова и других.
В Петербурге видел стареющую Дузе. Билет на «Адриенну Лекуврер» был заказан еще из Киева. С волнением ожидал я появления гениальной артистки. Помня дни ее расцвета, дни молодости, я со страхом ждал, что-то даст она теперь, в годы увядания, после всех перипетий, после истории с д'Аннунцио. Я помнил каждый оттенок ее дивного голоса, изумительные вариации в «Даме с камелиями». Когда-то, слушая ее, я переносился в Италию былых времен. Казалось, в Дузе было что-то от века Возрождения, от великих художников ее родины, веяло тысячелетием Рима... И вот я вновь увижу ее.
Дузе появилась в одной из любимых своих ролей, в «Адриенне», в роли артистки со страшной судьбой. Появилась и... стало ясно, что годы и все пережитое не прошло для нее даром. Голос, мимика, пластика были те же, но все было покрыто каким-то налетом. И было больно слушать, смотреть великую артистку, и едва ли она не лучше всех знала то, что скрыть не было сил. Знала, что время победило, сокрушило и ее. Огромный талант, опыт как-то и где-то еще спасали, но воскресить минувшее не было сил.
Встречали и провожали артистку одни сдержанно, другие преувеличенно восторженно. Однако неизбежное свершилось... Не было прежней Дузе - перед нами была постаревшая Дузе...
В тот мой приезд ректор Академии Беклемишев предложил мне вступить в число профессоров Академии вместо ушедшего Репина. Я по разным соображениям (уже вторично) отказался.
А там потянуло в Италию, на этот раз со старшей дочерью и сестрой. Вернувшись в Киев, стал собираться. Приехала сестра, и мы втроем обсуждали план нашего путешествия на Краков, Вену, Рим, Неаполь, Капри, и обратно - на Флоренцию, Пизу, Венецию.