Вифания Михаила Нестерова. Воспоминания о жизни и творчестве из книги "Давние дни"
Пошли названия станций, напоминавшие о былых делах, о славе русского оружия. Вот Страшный Окоп. Сейчас ничего страшного - маленький белый домик и только.
Встреча, быстрая смена лошадей, опять белых. Новый ямщик, такой же лихой, отлично одетый. Кони взяли с места, и коляска с моей особой покатила дальше. Проносимся мимо аулов. Там-сям по горным тропам видны были пробирающиеся куда-нибудь на праздник семейства турок: на «осляти» сидит в белом покрывале турчанка с ребенком, а сзади, погоняя ленивца, ступая особой мягкой горной поступью, идет турок в феске.
Вдали виден старый замок, покрытый желтым мхом. Много лет этим руинам. Они как бы срослись со скалой, их приютившей. Чего не видали стены старого Ацхура? - Помнят они владычество персов, потом турок. Помнят пиры и битвы своих ацхурских владык-князей. Помнят и русского солдата, бравшего приступом и Страшный Окоп, и седой Ацхур.
Подъезжаем ближе. Старый, старый мост на каменных высоких сводах перекинут через быструю Куру, весь покрытый оранжевым мхом, он совсем, совсем узкий. По нему может пройти ослик с кладью да погонщик в один ряд. Какая красота этот мост, идущий к самому красавцу замку!..
Катим дальше... Что это там на горе? - спрашиваю ямщика. Отвечает: - «Ахалцых - крепость». Великолепное средневековое сооружение.
Вот тут, под стенами Ахалцыха, взятого приступом русскими войсками, когда-то пал смертью храбрых Архип Осипов. Он, с зажженным фитилем в руках, подкрался к пороховому погребу и взорвал его, взлетев вместе с ним на воздух. И с тех пор до самого 1917 года в славном Тенгинском гренадерском полку за обычай было на перекличке поминать героя.
Ежедневно вызывался и он - Архип Осипов, на что дневальный чуть ли не сто лет подряд отвечал: «Погиб во славу русского оружия».
Русские, взяв Ахалцых, сделали его еще более грозным, неприступным. Шоссе вилось по горам, по ущельям, а то выбегало на простор долины с широким горизонтом и вершинами далеких гор.
Вот и последняя станция. Переменили лошадей. Четверик несется дальше. Осталось лишь пять-шесть верст до Абастумана. Впереди сгрудились скалы. Там так неприветливо. Где же сам Абастуман, где поселился и медленно угасает сейчас второй сын императора Александра III?
Спрашиваю ямщика: «Где Абастуман?» Он показывает рукой - «Там». Ничего не видно. Несемся дальше, как бы намереваясь перескочить на лихих конях сквозь цепь гор. Однако я начинаю различать какое-то ущелье. Не это ли ущелье - «ворота Абастумана»?
Въезжаем в ущелье, узкое, как коридор, посередине которого стремится небольшая горная речка - Абастуманка. В ней много форелей.
Горы охватывают справа и слева, теснят нас, как бы сжимают, давят в своих объятиях. Кони несутся сначала по одному, потом по другому берегу Абастуманки. Начинают попадаться строения, становится холоднее. А вот и снег. С половины местечка снег становится гуще и гуще.
Охватывает неприятное жуткое чувство. Что-то меня здесь ждет?
Быстро проезжаем мимо казарм кубанцев, мимо ванного здания, старой грузинской церковки, в которой, до постройки новой, молился наследник. А вот справа и новая церковь, та, которую мне скоро придется расписывать. Она в грузинском стиле, прекрасно выдержанном. Среди гор она не кажется высокой, тогда как на самом деле она высока и обширна.
Я с напряженным вниманием вглядываюсь в ее подробности. Все прекрасно, пропорционально. Красивый материал-камень зеленовато-желтый, как бы горчичного цвета. Купол каменный, красноватого приятного тона. Прекрасная паперть, кое-где осторожно введен оригинальный грузинский орнамент, высеченный из камня же.
Справа небольшая, изящная, значительно ниже церкви, колокольня. Церковь алтарной стеной почти касается покрытых хвойным лесом гор. Она рисуется красивым пятном на их темно-зеленом фоне.
Вот и церковь осталась позади. Строения справа и слева речки выглядят все лучше, богаче. Это уже напоминает то, что было всем давно известно на Северном Кавказе от Минеральных Вод до Кисловодска. Проезжаем нечто вроде маленьких скверов.
Это «Первая» и «Вторая» рощи - место прогулок абастуманцев, где тогда в известные дни и часы, играла музыка, где и мне позднее приходилось бывать, отдыхая от работы, со своими думами и заботами, коих я еще не мог предвидеть в такой мере, как это случилось.
Когда же дворец? - Ямщик говорит: «Скоро!» - еще несколько минут, я слышу: «Вот дворец!» Перед моими глазами открывается нечто деревянное, похожее на подмосковную дачу где-нибудь в Перловке. Однако это и есть «дворец», где сейчас обитает Георгий Александрович- наследник Российского престола.
Четверка белых коней подкатила к «свитскому» большому каменному корпусу, остановилась у подъезда. Выбежал камер-лакей, принял меня и мой чемодан.
В приемной ожидал меня состоящий при вел.князе Георгии Михайловиче полковник Ф.В.Дюбрейль-Эшаппар. Познакомились, и он проводил меня в отведенную мне комнату - комнату для гостей наследника. Оставил меня там, предупредив, что когда я приведу себя в порядок, он зайдет за мной, так как вел.князь Георгий Михайлович желает тотчас же меня видеть, и я должен буду теперь же представиться наследнику, который ждет меня у себя.
Новизна положения обязывала меня к особой осторожности. Я не раз слыхал, что в том заколдованном мире, куда я сейчас вступал, под личиной самой отменной любезности можно было встретить немало коварства, лицемерия...
Я с обычной своей поспешностью совершил туалет, надел сюртук (сказано, что фрака не нужно) и ожидал, когда явится за мной полковник. Он не заставил себя ждать, и мы отправились.
В бильярдной меня ждал вел.князь Георгий Михайлович. Очень высокий, как все «Михайловичи», с длинными усами, как у китайца, он был в тужурке. Встретил приветливо, просто. У него была открытая улыбка, видны были крепкие, крупные зубы. Они сверкали из-под черных, книзу опущенных усов.
Поговорили о дороге (вел.князь знал о болезни моей Олюшки). Вообще он старался всячески ввести меня в обстановку для меня новую, необычную. Сказал, что через каких-нибудь полчаса мы должны отправиться во дворец. Ехать так ехать, подумал я, как диккенсовский попугай, и одевшись, мы отправились через двор к подъезду дворца.
продолжение » | |
Из воспоминаний Нестерова: "Учитель мой Перов не был сильным рисовальщиком и при всем желании помогал нам мало. Не давались ему и краски: он сам искал их и не находил. Сила его как художника была не в форме, как таковой, и не в красках. В его время все это вообще было на втором плане. Его сила была в огромной наблюдательности, в зоркости внутреннего и внешнего глаза. Его острый ум сатирика, сдобренный сильным, горячим и искренним чувством, видел в жизни и переносил на холст незабываемые сцены, образы, типы. Он брал человеческую душу, поступки, деяния, жизнь человеческую в момент наивысшего напряжения. Ему было подвластно проявление драматическое, "высокая комедия" в характерных образах Островского."
М.Нестеров © 1862-2024. Почта: sema@nesterov-art.ru
|