Природа и человек в творчестве Нестерова. Статья Алексея Федорова-Давыдова

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая

Не менее длительной и сложной была работа над уточнением самого пейзажа. Тут были использованы, возможно, старые этюды и, возможно, писанные специально для картины, как, например, этюд «Дуб» (собрание наследников П.Д.Корина, Москва) или «Пейзаж с лошадками» (собрание наследников П.Д.Корина, Москва). Но интереснее проследить, как менялся пейзаж в целом в разных эскизах и как он соотносился с фигурами первого плана. Напомним, что он должен был представлять собою некий общий синтезированный образ пейзажа страны и в своем «состоянии» соответствовать переживанию отрока. Он должен был быть одновременно и пейзажем «видения» и совершенно реальным ради убедительности того, что «видение» не было простой грезой мальчика, а происходило на самом деле. Это отвечало стремлению Нестерова показывать чудесное как совершенно реальное, «сокровенное» передавать натурально. В этом и был «опоэтизированный реализм». Недаром исчезает золотой нимб вокруг головы отрока. Варфоломей именно простой земной человек, которому предстало видение, отчего и произошел в нем душевный переворот, сделавший его отшельником и святым. Этот находящийся в состоянии высокого душевного подъема, так сказать, «озарения» отрок удивительно гармонично связан с пейзажем.
Пейзаж в картине чрезвычайно сложен, как уже говорилось, синтетичен в своей передаче облика страны, русского пейзажа вообще. «Абрамцевский» натурный вид занимает в нем только одну левую часть. Вся же правая представляет другой, уже созданный самим художником пейзаж. Обе эти части симметричны по как бы волнообразному расположению масс, но отличны по изображению. В целом же пейзаж прекрасен и поражает сочетанием уравновешенности и внутреннего движения. Он так же мягок и лиричен, как и образ отрока, несмотря на всю его экстатичность, и так же захватывает нас не своей воображаемой «святостью», а глубокой человечностью.
Любопытно отметить, что в картине все действие связано с правой, то есть сочиненной, созданной частью пейзажа, а реальный «абрамцевский» вид, который Нестеров считал «историческим», помещен левее, и в нем образу отрока Варфоломея соответствуют только тонкоствольные, такие же юные и нежно-лиричные деревца. Иными словами, реальный видовой пейзаж заполнил свободную от действия часть картины.
В результате многих поисков в процессе создания сложного пейзажного изображения образовался такой пейзаж, по которому можно как бы «гулять», предаваясь всякого рода поэтическим медитациям, прочитывая жизнь природы. В найденном расположении фигур, неразрывно связанных со сложным пейзажем, Нестеров и смог в пластическом живописном виде ощутимо выразить гармонию человека и природы, единство «души» своих персонажей и пейзажа. Неоднократно писалось об удивительной гармоничности картины, в частности о том, что в пейзаже есть та же чистота и мечтательность, что и в образе мальчика Варфоломея, что белая березка как бы символизирует его душу и что весь пейзаж так же молитвенен. За это «умиленное молитвенное настроение» картину бранил Стасов и одобряли М.Соловьев, А.Бенуа, С.Глаголь.
Справедливо утверждение, что в этой картине Нестеров, выступая как художник-реалист, уже проявляет те черты религиозного мировоззрения, которые разовьются в его творчестве позднее. Но не надо при этом думать, что реализм заключен в пейзаже, а религиозное начало в фигурах. Вся художественная высота этого полотна как раз и состоит в его удивительной целостности, как формальной - то есть связь фигур с пейзажем, так и идейно-содержательной - природа и человек в нем даны в едином состоянии, пронизаны единым переживанием, единым настроением.
Для нас в этом пейзаже дороги и близки его глубокая одухотворенность, его непосредственная душевная лиричность, его мечтательная тишина. В отличие от пейзажа как куска природы в «Пустыннике» Нестеров дает здесь панораму, которая делает пейзаж как бы неким синтетическим образом страны. Верный своему методу, он создает этот пейзаж из реалистически написанных с натуры частностей. Все же вместе составляет сложный сочиненный пейзаж, в котором сказались впечатления от сложной повествовательности и занимательности рассказа в картинах кватрочентистов. В своей сочиненности этот пейзаж, естественно, не является изображением с одной точки зрения, хотя и кажется единым. Здесь, как и в «Пустыннике», первый план с его пригорком, на котором расположены фигуры, специально выделен.
И.И.Никонова в своей работе о Нестерове справедливо отмечает: «Несмотря на реальность пейзажа, уже на втором плане фигура человека не может быть помещена. Пейзаж условен и отдален. Это сообщает ему и всему действию в целом определенную идеальность образа». Но в том-то и дело, что это идеальное изображено художником как совершенно реальное, в котором условное построение становится достоверно убедительным. Это одновременно и реальность и пейзаж поэтической мечты. В этом своем двойном существе - естественном и созданном человеческим к нему отношением - пейзаж и может быть связанным с фигурами, сосредоточенными на одном переднем пригорке. Эта «внутренняя» связь природы и человека есть, так сказать, «духовная» основа замечательной композиционной и живописной спаянности переднего плана с его фигурами и далевого пейзажа за пригорком. Именно в этом своем двойном бытии, естественном и идеальном, как прекрасная русская природа и как пейзаж мечты, он так и воздействует на нас, раскрывая всю задушевность простой и неэффектной природы средней полосы России. Словно выцветшая гамма светло-коричневых тонов выгоревшей травы и стерни на пашне, пожелтевшей листвы деревьев вместе с «пустынностью» пейзажа прекрасно передают спокойствие и немного грустную лирику осенней природы.