Природа и человек в творчестве Нестерова. Статья Алексея Федорова-Давыдова

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая

Тема лирической связи человека с природой снова стала лейтмотивом изображения в маленькой картинке «На пашне» (1931, собрание И.В.Шретер, Москва) с грустной фигурой крестьянина.
В портрете эта тема нашла отражение в таких картинах, как «Философы» (портрет С.Н.Булгакова и П.А.Флоренского, 1917, Государственная Третьяковская галерея) и «Мыслитель» (портрет философа И.А.Ильина, 1921-1922, Государственный Русский музей).
Летним вечером идут по лугу мимо леса одетый в белую монашескую одежду П.А.Флоренский и С.Н.Булгаков. На их лицах глубокое раздумье, особенно напряженное и мучительное у Булгакова. Спокойствие природы, тишина леса подчеркивают напряженность и мучительность этих дум. Вместе с тем это естественная обстановка, где человеку лучше и шире думается. Нестеров использовал ставший для него к этому времени излюбленным мотив тихого вечера и розового закатного освещения для того, чтобы теснее связать фигуры с пейзажем. Розовые рефлексы мы видим и на лицах и на одежде. И это не только чисто живописная, колористическая связь фигур с пейзажем; она одновременно воспринимается как связь внутренняя, духовная. Розовые отсветы на лице Булгакова, игра освещения на нем передают движение души, работу мысли. Односторонними представляются утверждения А.И.Михайлова, что философы «изображены идущими среди полей, погруженными в свои мысли, далекие от окружающей их природы», и И.И.Никоновой, что здесь нет прежней связи человека с природой, так как в людях «нет спокойствия, разлитого в природе». Конечно, в буквальном смысле все это так. Но темы их дум и беседы разве были так уж чужды окружающей природе? Разве не в ней сам Нестеров всю жизнь искал ответа на самые сложные философские вопросы. Что же касается контраста мучительных размышлений и спокойной природы, то ведь его можно было и раньше наблюдать в композициях Нестерова. Во всяком случае, как бы ни характеризовать отношение людей и пейзажа в этом портрете-картине, пейзаж играет в нем существенную роль, служит раскрытию и общего содержания произведения и человеческих образов.
В еще большей мере это присуще второму портрету-картине «Мыслитель». Желая здесь возвеличить образ философа, показать его как человека, решающего основные вопросы мирового порядка, Нестеров изобразил И.А.Ильина почти в рост, взяв очень низкий горизонт, так что фигура рисуется на облачном небе. Такой ракурс сам по себе героизирует образ. Клубящиеся на небе облака в соседстве с лицом философа воспринимаются почти символично, как олицетворение его дум. Низкий горизонт усиливает пространственное ощущение, и тем самым пейзаж как бы оказывается выражающим именно мировой размах вопросов, в которые углублен философ. Поэтому естественно, что «фигура... господствует над пейзажем, делая его почти сюжетным фоном». Но этот пейзажный фон опять-таки необходим для характеристики Ильина и его высших дум. Это человек с большой буквы на фоне такого же возвышенного, не будничного пейзажа с его небесными просторами и лежащей где-то внизу землею. Эта внутренняя связь, соответствие природы состоянию и образу философа и здесь, как в картине «Философы», выражена живописными средствами: голубо-розоватая гамма красок пейзажа находит себе место и в фигуре, как серо-голубоватый цвет облаков отвечает окраске лица.
Таких больших психологических и философских задач Нестеров, конечно, не ставил в портрете дочери 1923 года «Девушка у пруда» (собрание Н.М.Нестеровой, Москва). Но и здесь ее взволнованный образ активно связан с выразительностью пейзажа сада, с «состоянием» природы. Это был один из последних нестеровских портретов, в которых человек показывался в пейзаже, во взаимоотношении с природой. В дальнейшем Нестеров все более предпочитает изображать портретируемых либо в интерьере, либо на более или менее нейтральном фоне. Таковы его портреты выдающихся деятелей советской культуры, писавшиеся Нестеровым в последнем периоде его творчества. Ими он сказал в советское время свое новое слово, это было его вкладом в развитие советского искусства.
«Второе рождение» Нестерова-художника проходило в становлении его как замечательного портретиста, в портретах которого психологическая глубина сочеталась с показом в человеке его творческого начала, его духовного богатства и силы. Конечно, реализм этих портретов, их сильная и вместе с тем тонкая живопись, их пластическая убедительность и внутренняя одухотворенность развивают то, что было заложено уже в нестеровских портретах середины 1900-х годов. Но в созданных в советское время портретах ученых, художников, деятелей культуры есть значительное новое качество, в котором отразились новая эпоха и новое понимание человека и его ценности. Эти портреты есть результат уже по-иному идейно открашенного творчества, испытавшего на себе воздействие новых идей и веяний. Сравнивая их с дореволюционными, мы обнаруживаем удивительное отличие. В то время как в дореволюционных портретах, как правило, человек изображался на фоне природы, и художник стремился использовать этот пейзаж, «состояние» и мотив природы для портретного образа, для истолкования человека, теперь Нестеров в этом почти не нуждается.
Мы не можем останавливаться здесь на рассмотрении замечательных портретов Нестерова, созданных в советское время, их сложения и развития. Это все должно быть предметом особого изучения и не входит в решение нашей специальной проблемы. Можно только сказать, что в последнем периоде творчества Нестерова, наряду с сохранением старой трактовки темы природы и человека в сюжетных картинах, в портретах его все более стало занимать утверждение человека самостоятельно, в творческом горении и в глубине внутренней духовной жизни, утверждение красоты и величия человека-творца. И именно в таком утверждении личности, в показе новых людей нового мира талант Нестерова и получил свое новое, «второе рождение». Вместе с тем мы не можем и не должны забывать, что Нестеров был и до конца творчества остался замечательным мастером лирического пейзажа. Об этом свидетельствует один из последних пейзажных этюдов Нестерова - «Осень в деревне» (1942, Государственная Третьяковская галерея), написанный незадолго до смерти. Этюд этот чрезвычайно выразителен в передаче поздних осенних сумерек, мрачных елей и пятен рыжеющей осенней листвы, силуэтов деревенских изб. Поражаешься энергии, с которой написан пейзаж, а также свежести восприятия старого художника.