Природа и человек в творчестве Нестерова. Статья Алексея Федорова-Давыдова

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая

Картина «На Руси» («Душа народа», 1915-1916, Государственная Третьяковская галерея) была задумана прямо после «Святой Руси» как тема «христиане». Эта тема осталась в картине до конца. Нестеров дает в ней как бы сонм разных образов русских христиан от благоверных царей и святителей до юродивых и от людей из народа до Толстого и Достоевского, от старцев до невинных отроков. Писанная уже в годы первой мировой войны, картина включила в этот сонм и образы ослепшего на войне юного воина и сестры милосердия.
Вместе с тем в ходе многолетней работы над эскизами этой картины, во многих и многих раздумьях над ней тема «пути ко Христу» все более становилась изображением самого народа, самих идущих. Христос, который ведет за собою народ в ранних эскизах, исчез уже в последнем (1914, собрание Н.М.Нестеровой, Москва), и тема «христиан», тема «души народа» нашла свое окончательное выражение в композиции своеобразного неканоничного «крестного хода». Не утратив религиозного содержания, картина испытала на себе сильное воздействие патриотических настроений художника, которые сообщили ей известные черты гражданственности. Нестеров стремился в годы тяжелых испытаний войны прославить свой народ, показать и его мужество и его силу. Это сказалось уже в персонажах картины (князь, воины), а также в том, что этот своеобразный «крестный ход» смотрится и как выступление: «путь ко Христу» рисуется как некий далеко не смиренный «поход» - как будто весь народ вышел на широкие просторы своей страны с ее полями и реками, с ее лесистыми холмами. Этому соответствует размах композиции, ее монументальность и большая пространственность. Нестеров писал, что ему важно было передать в композиции «устремление вперед как всей толпы, так и мысли, которая вложена в толпу». В развороте пространства берега и реки, в суровой величавости пейзажа Волги у Царева кургана есть нечто патетическое, а не лирическое, как это бывало до сих пор в решении темы «души народа» в связи с «душой природы».
Прежде тихая, умиленная и нежная, природа теперь в этой картине предстает гораздо более мужественной.
Эскизы к картине показывают, что Нестеров работал над решением пейзажа, пожалуй, не менее, чем над персонажами. В первых эскизах, в том числе в написанном гуашью на картоне (1907, собрание Н.М.Нестеровой, Москва), пространство еще не так велико. Благодаря золотистому цвету облачений и просвечивающему цвету картона в этом эскизе господствует теплый золотистый колорит с добавлением розовато-фиолетовых тонов. Эти тона играют уже более существенную роль в двух других эскизах (собрание Н.М.Нестеровой и собрание В.М.Титовой, Москва), в которых больше пространства и природа дана в вечернем освещении. В одном из эскизов мы даже видим серп месяца на вечереющем розовато-фиолетовом небе. Очевидно, Нестерову казалось, что это «состояние» как бы погруженной в раздумье вечерней природы больше подходит для передачи душевного состояния ищущих и ведомых на этом пути Христом праведников, соответствует их христианской сосредоточенности на внутренней духовной жизни. Розовато-фиолетовый налет лежит как некий рефлекс на в общем светлой зеленовато-голубоватой гамме эскизов. Но в последнем большом эскизе (собрание Н.М.Нестеровой, Москва) художник отказывается от этого вечернего освещения с его своеобразной поэзией. Действие, как в картине, происходит при дневном освещении и в гораздо более обширном пространстве. Соответственно усиливается, интенсифицируется цвет: и растительности в пейзаже, в котором ярко звучат пятна осенней золотой листвы, и одежд - черных, белых, цветных. Наконец, в картине мы видим энергичное письмо и интенсивность красочной гаммы. Их требовала патетическая эпичность изображения, и без них картина оказалась бы при своих больших размерах вялой. Луг у реки покрыт зеленью, река голубая, разнообразны по цвету одежды. Сверкают золотой оклад на темном лике Спаса на иконе и золото священнических облачений. Красный цвет одеяния митрополита, золото княжеского убранства звучат мажорно, контрастируя с зеленью луга, холодной голубизной реки и сероватым небом. Одновременно эти цвета находят себе отклик в золотисто-рыжих пятнах деревьев на темной зелени хвойных лесов на дальних холмах. Сохраняя всю тонкость и деликатность своей живописной манеры. Нестеров с большой силой лепит здесь формы и людей и пейзажа.
В своей мужественности, в эпичности разворота и колористическом решении пейзаж картины «На Руси» перекликается с одновременными эпическими пейзажами Рылова. Сближает их и «историчность», которая присуща этой эпической трактовке природы.
Картина «На Руси» явилась своеобразным итогом творческих поисков и достижений дореволюционного творчества Нестерова и вместе с тем обнаружила некоторые сдвиги в его сознании. Художник и позднее продолжал писать картины на свои излюбленные и привычные темы, соединяя в них людей и их состояния, движения и томления их душ с «душой» окружающей природы. Таковы картины: «За Волгой» («Странники», 1922, собрание семьи Л.А.Руслановой, Москва), «У озера» («Старец», 1923, собрание В.М.Титовой, Москва), изображающая женщин на коленях перед иноком, «У Белого моря» (1923, собрание Ю.В.Невзорова, Москва), варьирующая мотив иноков в лодке на фоне северного пейзажа, и другие, посвященные теме святости и тихого покоя отшельничества и иночества среди природы. Из этих картин наиболее выразительным и лучшим в живописном отношении является полотно «У Белого моря», написанное в широкой и несколько декоративной манере в холодной гамме голубых, желтоватых, зеленоватых тонов. Своими обобщенными формами гор, церковки на первом плане, масс воды и пространства неба, и в особенности своим каким-то символическим пониманием природы она в еще большей мере, чем это отмечалось в последнем варианте «Родины Аксаковых», сближается с картинами Николая Рериха. Сравнивая ее с предшествовавшими произведениями на эту тему, мы видим, насколько абстрактнее стало изображение природы. Из тихой, молчаливой она превратилась в предметно-пейзажный символ молчания и суровой тишины. В иных картинах с пейзажем Нестеров продолжает свою излюбленную тему элегии. Таковы картины «Элегия» (1928, Государственный Русский музей) с изображением играющего на скрипке монаха на фоне чисто «нестеровского» пейзажа и «На Волге» («Одиночество», 1934, собрание О.М.Шретер, Москва), в которой мы видим одинокую женскую фигуру на берегу большой широкой реки, мощным заворотом уходящей вдаль, в глубину. Снова, как в свое время в картине «На горах», Нестеров в своей композиции противопоставлением фигуры человека огромному пространству пейзажа хорошо и, главное, не иллюстративно выразил тему одиночества, на этот раз гораздо непосредственнее и эмоциональнее. Эмоциональность усиливается закатным освещением с его розовыми тонами на небе и на земле.