Природа и человек в творчестве Нестерова. Статья Алексея Федорова-Давыдова

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая

Пейзаж картины «Пустынник» явно не является натурным видом, хотя художник всем своим большим мастерством и убеждает в этом зрителя. При анализе картины бросается в глаза, что передний план с его крутой кривой линией берега особо выделен как место действия фигуры. По отношению к нему весь остальной пейзаж оказывается дальним планом. Кривая этого берега усиливает ощущение неуверенности походки старика, а выделение первого плана придает необходимую значимость фигуре, которая иначе могла бы стать частью пейзажного вида. Уже в этой первой значительной картине Нестерова мы видим характерное для него применение высокого горизонта, при котором фигура вся вписывается в пейзаж, а тот, будучи пространственным, лишается глубины. Пространство как бы идет не в глубину, а вверх по картинной плоскости. Елочка вписана в пейзаж и для того, чтобы хрупкостью своих форм подчеркивать неуверенность сгорбленной фигуры и одновременно контрастировать с ней, и для того, чтобы заполнять пустоту в левой части картины.
Трактовка русского пейзажа и гармонического отношения человека и природы, которую мы видели в «Пустыннике», получает свое дальнейшее развитие и замечательное художественное воплощение в следующей картине Нестерова - «Видение отроку Варфоломею» (1889-1890, Государственная Третьяковская галерея) -самом значительном и лучшем из его дореволюционных произведений. Нестеров долго размышлял над идеей картины и вынашивал ее. В этом процессе сказались также впечатления его первого заграничного путешествия, предпринятого весной 1889 года на деньги, полученные от Третьякова за проданного ему «Пустынника».
Нестеров отправился прежде всего в Италию и здесь, главным образом на юге, в Неаполе и на Капри, писал этюды для задуманной им картины «Жены-мироносицы». Работа с натуры, прелесть южной природы, ее красочность и благоухание увлекают его. Особенно любит он писать по утрам, когда все в природе кажется очень тонким и нежным. «Долго дожидаюсь рассвета, передо мной Везувий начинает вырисовываться серо-лиловой массой и розоватой струйкой текущей лавы, справа знаменитая скала Тиверия».
Альбом итальянских зарисовок Нестерова (находится у Н.М.Нестеровой) и масляные его этюды показывают, как много нового увидел художник в итальянской природе. Он прежде всего воспринимает в ней ее декоративные моменты, и сам характер пейзажа с горами, большими раскидистыми деревьями помогает ему в строгой распланировке изображения, в некоей кулисности его построения. Таков, например, этюд «Везувий» (собрание наследников Н.К.Гудзия, Москва): гора в нем видна сквозь дерево первого плана, за которым следует полоса моря. Вместе с этой как бы кулисной распланированностью останавливает внимание и чистая светлая красочная гамма этюда - синь моря и горы в сочетании с розовым цветом неба и в особенности с розово-фиолетовым цветом строений у подножия Везувия, и легкий неяркий цвет зелени на первом плане. В работе над пейзажными этюдами в Италии колорит Нестерова становится богаче. Сохраняя очень деликатное отношение к цвету, он очищает свою палитру. В этом можно убедиться, обратив внимание на то, насколько свободнее, шире, живописнее написан, например, этюд лимонного деревца (собрание Н.М.Нестеровой, Москва) сравнительно с этюдом рябинки (собрание наследников П.Д.Корина, Москва) для «Христовой невесты».
Не меньшее значение для художественного развития Нестерова имело, наряду с работой на натуре, знакомство с великими произведениями искусства, в особенности с живописью в музеях. Одновременно с искусством Высокого Возрождения его прельщают мастера XV века. Передавая свои впечатления от собраний палаццо Питти и Уффици во Флоренции, он пишет: «Прерафаэлисты тут лучшие в мире. Алессандро Боттичелли, Фра Беато Анжелико, Филиппо Липпи и другие полны высокой поэзии. Вот откуда берут свое начало Пювис де Шаванны и Васнецовы. Но понимание этого мира требует известной подготовки, и сила их - есть сила внутренняя». Нестерова захватили нежный лиризм, наивная и чистая непосредственность, кристальная ясность живописи ранних флорентийцев, и они становятся для него идеалом одухотворенности живописи и реального воспроизведения чудесного. В творчестве В.Васнецова он видит ту же чистоту и поэтичность вместе с возрождением национального духа.
Пюви де Шаванна Нестеров открыл для себя уже в Париже, куда затем отправился. Он, естественно, увлекся в живописи Пюви де Шаванна теми же чертами, которые поразили его в кватрочентистах: стремлением к чистоте нетронутых чувств, к тихой гармонии, идеальности восприятия мира и к декоративно-монументальным решениям. Одновременно Нестерова, как и всех его современников, прельщает своим реализмом, пленэрностью и живой трепетностью живописи Бастьен-Лепаж. Картина Бастьен-Лепажа «Деревенская любовь», находившаяся в Москве, в собрании С.М.Третьякова, была живописным откровением и своего рода школой для многих молодых передвижников. Но Нестерова в Бастьен-Лепаже привлекал не только реализм его живописи, но и момент чистоты, естественности и целомудренности. Он видит в Бастьен-Лепаже то, что сближает художника с Милле: идеализацию патриархальной деревенской жизни, веры и простой наивной религиозности. Он с восторгом описывает картину Бастьен-Лепажа «Жанна д'Арк»: «Иоанна д'Арк у себя в саду в деревне, после работы стоит усталая, она задумалась, задумалась о своей бедной родине, о любезной ей Франции, и вот в этот-то момент восторга и чистого патриотизма она видит между кустов и цветов яблони тени Людовика Святого и двух мучениц. Это так высоко по настроению, что выразить лишь можно гениальной музыкой, стихом или в минуту энтузиазма». Картина произвела на него такое большое впечатление, вероятно, и потому, что он увидел в ней решение темы, близкой к той, над которой он уже задумывался до поездки за границу. Живя в Сергиевом посаде в 1888 году, он уже замыслил воссоздать в живописи образ Сергия Радонежского. Мысль эту подала ему, возможно, Е.Д.Поленова, с которой он познакомился в то лето и которая, задумав издавать иллюстрированные жития святых для народа, набросала сцену видения отроку Варфоломею инока в лесу. Известно, какое впечатление произвело на Нестерова знакомство с Абрамцевым и его обитателями, в частности абрамцевская церковка и ее образа. Влияние на Нестерова В.Васнецова в это время усилилось.