С.Н.Дурылин о Михаиле Нестерове. Глава десятая

По уговору с Васнецовым Нестеров, позируя, не смотрел на его работу. .14 июля 1926 года Нестеров впервые написал мне о портрете:
«Портрет с меня почти написан. Сходство, кажется, большое, но то, что поставил себе художник (написать автора «Варфоломея» и проч.), - задача не из легких... Нравится он и мне... но годы берут свое... В чем, полагаю, я не ошибаюсь, это в том, что в портрете нет ничего вульгарного, дешевого...»
Это сообщение о портрете написано с какою-то неуверенностью, столь мало свойственною Нестерову. Он больше уверяет себя в достоинствах портрета, чем уверен в них. Всего через несколько дней, 23 июля 1926 года, Виктор Михайлович скончался. Когда прошло с полгода после кончины Васнецова, Михаил Васильевич с горечью признался мне, что испытал мучительное чувство в тот момент, когда, открыв портрет, Васнецов произнес: «Ну вот, осталось только тронуть его кое-где слегка», - и, зорко всматриваясь в лицо Михаила Васильевича, ожидал его отзыва.
- Что я скажу? На холсте был какой-то ехидный старичок из Достоевского, в помятом сюртучке. А Виктор Михайлович стоит, ждет, вот-вот догадается. Как я нашелся что-то сказать в похвалу, как удалось, что он поверил мне ели показал вид, что поверил, сам не знаю. Бог помог!
Портрет Васнецова Нестеров всегда считал одной из удачных своих работ. Впрочем, много лет спустя мне пришлось однажды слышать от художника, что напрасно он написал Васнецова на фоне старых икон. Вызывалось ли это сожаление тем, что этот фон подчеркивал в Васнецове иконописца, а не сказочника, каким его больше любил Нестеров, или это сожаление вызвано было соображениями чисто живописного и композиционного характера, я не берусь решать. Десять лет спустя Нестеров написал второй портрет Васнецова - литературный. Включенный в портретную галерею «Давних дней», этот небольшой портрет даст яркий облик Васнецова в самый разгар его творчества - в эпоху сказок и Владимирского собора. Портрет Васнецова был высоко оценен в среде художников. «С того времени, - вспоминает И.Э.Грабарь, - каждый новый портрет Нестерова - крупное событие в художественной жизни Москвы. Его ждут с нетерпением, передавая из уст в уста слухи о том, кого пишет в данное время художник». 1925 год дал четыре нестеровских портрета: А.Н.Северцова, П.Д.Корина, В.М.Васнецова и «Женский портрет». Следующие годы были отданы по преимуществу другим работам. Но Михаил Васильевич скоро затосковал по портретной работе. Он мечтал написать портрет скульптора Анны Семеновны Голубкиной. Нестеров любил в Голубкиной независимого художника, сурово подчиняющего всю свою жизнь творческой думе, любил в ней своеобразного человека, ни на кого не похожего по жизненной поступи, по зоркому огляду на жизнь. Голубкина не меньше любила Нестерова за то же, за что он любил ее: за верность искусству, за ненарушимую самобытность. Михаил Васильевич упорно добивался от Голубкиной, чтоб она согласилась ему позировать, и столь же упорно встречал отказ. Портрет остался ненаписанным.
Еще за полтора года до смерти, перечитывая книжку Голубкиной о ремесле скульптора, он сетовал мне:
- Вот с кого страстно хотел написать портрет! Я ей говорю: «В ноги поклонюсь - дайте только написать портрет». А она мне кричит басом: «А я на колени стану - не пишите рожу старую, безумную». Не далась. Что с ней поделаешь? Не мне чета - Серов хотел ее писать - два раза отказала!
В конце 1926 года жажда вновь приняться за портрет так была велика у Нестерова, что он как-то сказал мне на ухо:
- Посватайте мне кого-нибудь.
Круг «сватанья» был тесен: ограничен теми, кого Михаил Васильевич знал и к кому относился он с уважением и признанием. После некоторого размышления я назвал ему Николая Ивановича и Софью Ивановну Тютчевых, родных внучат великого поэта, столь любимого Нестеровым.

Они жили в Муранове, в бывшей подмосковной поэта Е.А.Баратынского, в усадьбе, которую посетил однажды Пушкин, в которой гащивали Н.В.Гоголь и С.Т.Аксаков. В более поздние годы усадьба перешла к И.Ф.Тютчеву, сыну поэта, родственно связанному с Баратынскими и Аксаковыми. В этой литературной усадьбе все сохранилось, как было при Баратынском и Тютчеве. В первые же годы революции, Мураново превращено было в Музей-усадьбу Ф.И.Тютчева, пожизненным директором которой был назначен его внук, Н.И.Тютчев, человек тонкой художественной культуры, знаток живописи и быта первой половины XIX века. Михаил Васильевич любил бывать в Муранове, живя там подолгу летом, написал там несколько этюдов парка, деревни, пруда, окрестностей Муранова. Некоторые этюды вошли в его картины 20-х и 30-х годов. На это мое «сватовство» - написать в самом Муранове портрет тех, кто так любовно хранит в нем память двух великих поэтов, - Михаил Васильевич отозвался с живостью, благодарил меня, весь загорелся этой мыслью.
21 апреля 1927 года Михаил Васильевич писал мне:
«Хотелось бы повидаться с Вами, кое о чем поговорить. Бродят кое-какие мысли насчет одного портрета».
При свидании с ним я узнал, что он окончательно решил писать двойной портрет с Тютчевых.