А.А.Русакова. Эпистолярное наследие Нестерова
Абрамцево и Киев, Помпеи и Париж, Афины и Рим проходят перед читателем. Поиски своего пути, своей темы, которая могла бы стать основной, определяющей, колебания и сомнения при вступлении на стезю церковного живописца, творческие муки при работе над «Юностью Сергия Радонежского» и другими картинами, история отношений с Товариществом передвижных выставок, с П.М.Третьяковым, В.М.Васнецовым, А.В.Праховым - вот очень суммарный и неполный перечень того, что является содержанием этих писем.
Не менее важен и другой цикл - письма к Александру Андреевичу Турыгину, товарищу недолгих занятий Нестерова в Академии художеств и другу всей жизни, «Другу № 1», по словам самого художника. Переданные Турыгиным в Русский музей (он скончался на посту архивариуса музея) без малого шестьсот писем 1887 - 1934 годов составляют стержень всего эпистолярного наследия Нестерова. И хотя в конце своей долгой жизни Нестеров был склонен преуменьшать значение переписки с Турыгиным, подчеркивая свое несходство с другом («Нет человека более «по видимости» не подходящего для дружбы со мной, чем этот флегматик...»), никак нельзя согласиться с его словами: «Сорокалетняя переписка наша - все эти шестьсот-семьсот писем не содержат в себе ни обмена мыслей или чувств о художестве или «идеалах» вообще. Ничего заветного в них говорено не было... И, однако, в этих письмах проходит вся моя внешняя жизнь, а она была полная, разнообразная, деятельная» (письмо к С.Н.Дурылину от 8 октября 1925 г.). Ведь именно в письмах к Турыгину ставятся Нестеровым серьезнейшие вопросы мироотношения художника (особенно на грани века), излагаются его взгляды на искусство и роль художника (письма о теориях Рескина, о праве на субъективность восприятия явлений искусства, о том, «чем спасутся художники», о проблеме «правды» в искусстве и т.д.). В письмах к Турыгину проходят перед читателем годы творческой зрелости Нестерова, годы раздумий, подчас мучительных, о своем месте в искусстве, о том, в чем же его истинное призвание - в росписях ли соборов или писании картин. Именно Турыгину приоткрывает Нестеров то, что постоянно мучит его на протяжении многих лет: «Как знать, может... Бенуа и прав, может, мои образа и впрямь меня съели, быть может, мое призвание - не образа, а картины - живые люди, живая природа, пропущенная через мое чувство, словом - «опоэтизированный реализм» (письмо от 22 апреля 1901 г.). Турыгину адресованы увлекательные письма 1900- 1903 гг. о ««Мире искусства», о знакомстве с Шаляпиным и Горьким, о Художественном театре и его постановках. Ему же рассказывает Нестеров о товарищах-художниках, о картинах и прочитанных книгах. Наконец, именно Турыгину адресованы письма о Толстом (составившие в переработанном виде главу книги «Давние дни»), причем письма отнюдь не «информационного» характера. В письмах к другу встает трудный для Нестерова период 1907-1917 гг., когда под разрушающим влиянием эпохи реакции ломались, часто незаметно для самого художника, его взгляды на многие жизненные явления, окрашивалось пессимизмом его мировоззрение, все большее место начинали занимать проблемы религии, как единственного пути «ко спасению» русского народа. Подробнейшим образом излагает Нестеров в письмах к Турыгину весь ход работы над картиной «На Руси» («Душа народа»), картиной, в которой он пытался показать объединяющую силу христианства.
По письмам к Турыгину прослеживаются события жизни Нестерова и в послереволюционные годы. И хотя со временем письма художника становятся более лаконичными, в них по сути дела объяснены причины чрезвычайно важного и для самого Нестерова, и для всего советского искусства становления его как портретиста, избирающего своими моделями людей огромной душевной активности, созидательного творческого труда.
Но будучи несправедлив в оценке этого цикла своих писем, как отражающего лишь внешнюю сторону жизни, Нестеров прав, говоря о «крайнем духовном расхождении» со «скептиком и умным циником» Турыгиным. Друзья стояли на прямо противоположных позициях в отношении ко многим и многим событиям политической, общественной, художественной жизни России. Поэтому ряд писем резко полемичен, что еще увеличивает их интерес. Нестеров выступает в них защитником отвергаемого Турыгииым живописно-эмоционального искусства, поисков «живой души, живой формы, живой красоты в природе, в мыслях, сердце, словом, повсюду» (письмо от 18 июня 1898 г.). Он обрушивает на Турыгина поток резких - и вполне справедливых упреков в рутинерстве, в сочувствии реакционнейшему «Новому времени». Идейное расхождение с Турыгииым особенно характерно для последних лет XIX и первых - XX века. Кажется, что именно в полемике с Турыгииым Нестеров уясняет для себя ряд важных мировоззренческих вопросов.
Письма к Турыгину, как уже говорилось, - своего рода основа всего эпистолярного наследия Нестерова. Современные им письма к другим адресатам расширяют, дополняют картину «жизни в искусстве» этого большого художника. Здесь можно выделить несколько групп. Одна из них - письма к людям, чьи философские, религиозные взгляды и теории были в той или иной мере близки Нестерову или же интересовали его. Среди писем такого рода - ответы В.Г.Черткову, безуспешно пытавшемуся обратить Нестерова в толстовство. Необычайно высоко ставя Толстого-художника, Нестеров считал Черткова главным виновником ухода великого писателя в область моральных и религиозных исканий. Вначале в письмах к Черткову звучит неприятие его теорий и попытка противопоставить им свою, более традиционную, религиозную концепцию. К этому же циклу относятся письма к критику М.П.Соловьеву, своеобразная исповедь художника, пытающегося объяснить проблематику своих картин на религиозные темы (в частности «Чуда»), картин, в которых он стремился выразить «великое проявление человеческого духа на почве христианства» (письмо от 9 января 1898 г.).
В письме к писательнице Л.В.Маклаковой-Нелидовой Нестеров говорит о внутреннем смысле картины «Димитрий царевич убиенный», а в письмах к редактору журнала «Новый путь» П.П.Перцову излагает концепцию своей религиозной живописи.
В какой-то мере к этому циклу примыкают письма к Е.Г.Мамонтовой и Л.В.Средину (к первой - в начале 1890-х годов, ко второму - в 1900-х). Нравственный облик этих адресатов Нестерова очень ему импонировал, о чем ясно свидетельствуют его искренние и откровенные письма к обоим, а также те характеристики, какие он дает им в письмах к Турыгину и позднее, в своих воспоминаниях.
Дальше » |
