» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая

В марте В.Н.Шретер был объявлен женихом. Дом наш перешел на особое положение: готовилось приданое, строились планы на ближайшее время, создалась та особая атмосфера, которая так удивительно описана Толстым. Приехала из Уфы сестра и сейчас же стала во главе всех свадебных приготовлений. И правду сказать - хорошее это было время. В моей жизни опять как бы выглянуло солнышко. Жених моей Ольги был мне по душе, а тут и предстоящее торжество освящения храма. Снова знакомые переживания, волнения...
Наступило и 8 апреля - день освящения. Народу собралось множество. Приглашены были и художники - Виктор баснецов, Поленов, Остроухое. Присутствовали и власти: Вл.Фед.Джунковский, Адрианов, городской голова Гучков и другие...
В тот день немало слышалось похвал нам обоим. На них не скупился и Виктор Михайлович. Смягчилась и наша неприязнь с Остроуховым.
К нам - ко мне и Щусеву - московское общество, как и пресса, отнеслось, за редким исключением, очень сочувственно... Хвалили нас и славили...
Настали Бородинские торжества. Они проходили частью в Москве, частью на месте наполеоновских битв. К этому времени приехали в Москву государь и вся царская семья. К тому же времени приурочено было и открытие памятника Александру III, и открытие музея его имени.
Памятник вышел, как говорили, «ярко опекушинский». Мысль изобразить царя-самодержца на троне со всеми символами его власти оказалась не под силу старому, недаровитому Опекушину, автору довольно приличного памятника Пушкину и совсем неприличного - Лермонтову в Пятигорске. Не спасли дела ни символика, ни посвящение на постаменте.
Состоялось и открытие музея скульптуры, возникшего по инициативе проф. Цветаева и при деятельном содействии состоятельных москвичей.
Помню званый обед у Харитоненко. Были директор Эрмитажа гр. Д.И.Толстой, граф Олсуфьев и я с женой. Пили за мой недавний успех, за мое здоровье. Тогда же было окончательно решено, что я буду писать образа главного иконостаса в Сумской собор.
Перейду от торжеств официальных к семейным. На 1 июля была назначена свадьба моей Ольги с Виктором Николаевичем Шретером. По летнему времени большинство наших московских знакомых и друзей отсутствовало, и свадьба могла быть немноголюдной. Приехала еще задолго из Уфы воспитательница Ольги сестра моя Александра Васильевна. Из Одессы приехали родные жениха - братья, красивые, рослые немцы, моложавый, элегантный отец и дядя. В день свадьбы - обычная суета.
Ольга в подвенечном платье была на редкость хороша. Высокая, стройная, сосредоточенная, немного бледная, похожая на белую лилию. Венчание было в нашем приходе, в старинной церкви Ризположения. Пятилетний Алеша был «мальчик с образом». Пел прекрасный хор. После венца - обед, шампанское, тосты. На мне была обязанность провозглашать их за присутствующих и отсутствующих. На особой бумажке были предусмотрительно помечены все тети Терезы, Эммы, Эмилии, дядя Густав и прочие. Нужно было никого не забыть. И этого не случилось. С грехом пополам я вышел из этого не свойственного мне положения. С утра поступали телеграммы. Все радовались нашей радости, поздравляли молодых, желали им счастья, и тогда они несомненно казались счастливыми. Вечером поезд увозил их в Крым. На вокзале много народу, опять шампанское, множество цветов.
Мы с сестрой были довольны судьбой нашей Ольги, и казалось, что роль наша окончена. Месяца через полтора молодые должны были вернуться с тем, чтобы снова уехать, и надолго, за границу - в Париж, в Лондон, где зять должен был работать над магистерской диссертацией. Вскоре в Москве на Донской не осталось никого. Я уехал к Троице писать этюды к своим «Христианам», семья в Березку, сестра в Уфу, а немцы в свою Одессу.
Пришла осень. Из Питера на жительство в Москву переехал Щусев. Постройка вокзала осталась за ним. В то время казалось, что никто из наших архитекторов не чувствовал так поэзии старины, как Щусев. Рядом с ним Покровский (автор Федоровского собора в Царском Селе) был лишь ловкий компилятор.
Лето и осень прошли у меня в работе. Я написал много этюдов для задуманной большой картины, хотя текущие заказы и отодвигали надолго ее осуществление. Были на очереди картины для Оболенской и образ для мозаики на памятник Столыпину, заказанный Щусеву.
В ноябре ко мне обратился Романовский юбилейный комитет с предложением нарисовать для народного издания «Избрание Михаила Федоровича Романова на царство», которое должно было выйти в количестве миллиона экземпляров. Срок был дан короткий, и я отказался.
Время от времени меня приглашала вел.княгиня для разных советов по поводу церкви. Однажды, вызванный туда, я нашел вел. княгиню в обществе не известных мне дамы и свитского генерала. Нас познакомили. Дама и генерал были князь и княгиня Юсуповы. Они осматривали церковь, и я снова услышал похвалы ей.
Княгиня прошла со мной вперед и сообщила о том, что они собираются построить у себя в Кореизе новую церковь. Прежняя стара и мала. Проект согласился сделать вел.князь Петр Николаевич, и они хотели бы заручиться моим согласием расписать ее. Вскоре вел.княгиня и кн. Юсупов присоединились к разговору. Надо было что-то отвечать, а так как я про себя уже решил, что после Сумского собора и взятых раньше образов брать церковных заказов не стану, то и сказал это Юсуповым прямо и откровенно. Такого ответа, видимо, не ожидали. Они вообще нечасто получали отказы. Пробовали меня убеждать, предлагали подумать, дело ведь было не к спеху и т.д.
А все мои помыслы тогда были около «Христиан», и мне хотелось остаток жизни быть свободным, исполнить то, что не успел за постоянными и не всегда приятными заказами. Тогда я был материально обеспеченным и не было никаких оправдательных мотивов, чтобы брать новые обязательства. Отказ мой был принят сухо. Едва ли им была довольна и вел.княгиня.
Моя картина рисовалась мне все отчетливей, ярче, непреодолимо манила к себе. Купил холст, два семиаршинных отреза заграничной выделки. И не было тогда у меня лучших мечтаний, как о моих «Христианах». Мысли о них были моими праздничными мыслями...