На главную             О русском
художнике
Михаиле
Нестерове
Биография Шедевры "Давние дни" Хронология Музеи картин Гостевая
Картины Рисунки Бенуа о нём Островский Нестеров-педагог Письма
Переписка Фёдоров С.Н.Дурылин И.Никонова Великий уфимец Ссылки  
Мемуары Вена 1889 Италия 1893 Россия 1895 Италия, Рим 1908   Верона 1911
Третьяков О Перове О Крамском Маковский О Шаляпине   О Ярошенко

Шестая часть. Избранные фрагменты писем Михаила Нестерова, часть 6

   
Все письма

» Письма 1
» Письма 2
» Письма 3
» Письма 4
» Письма 5
» Письма 6
» Письма 7
» Письма 8
» Письма 9
» Письма 10
» Письма 11
» Письма 12

Видение отроку Варфоломею   
П. П. ПЕРЦОВУ
Москва, апрель 1923 г.
Дорогой Петр Петрович!
Благодарю Вас за присланное письмо. Не отвечал на него потому, что хотел написать Вам по возвращении из Петербурга, где пробыл дней десять.
Впечатлений очень много, и они неожиданно как на подбор хорошие.
Сам Петербург утратил свой блеск, великолепие, но приобрел какую-то царственную грусть, он ушел в себя, что-то понял, чего еще не может понять старая дура Москва. Петербург сосредоточен, не суетлив и не буен. Он уже до конца пережил свою трагедию. Внешне и в центре следов пережитого заметно мало, на окраинах их, слышно, больше. Невский кишит народом, что незаметно на других улицах. Магазины многие открыты. Цены выше московских, хотя извозчики, трамваи дешевле наших.
Печальное зрелище являет собой ободранный Казанский собор, однако он полон молящимися. Конечно, первое, куда я устремился, были музеи — Александра III, Эрмитаж и другие (их много — Юсуповский, как называют его, «роковой», Строгановский, Шуваловский, Шереметевский). Музей Александра III, как я и писал Вам, весь перевешен заново, и, надо сказать, в общем, прекрасно. Счастливая окраска стен, восстановление некоторых панно, дивная мебель, часто та же самая, что была в нем во время его былой славы, поставленная так же, как когда-то — все это придает музею вид дворца, а развешенные умело, умно, не тесно Боровиковские, Левицкие, Брюлловы наполняют его истинным великолепием.
Там и знаменитые «Смолянки», там лучший Рокотов, и все они говорят нам о былом, о людях, о нравах, об исчезнувшей жизни...
Из новых выиграл на новом месте Поленов, он утратил свою «акварельность», получил густоту краски (не тона) и большую декоративность пейзажа (говорю о «Грешнице»). Очень выиграл рядом с «Фриной» — Смирнова «Нерон». Наполнился движением, каким-то безумным воодушевлением огромный холст Сурикова. Волшебник Суворов там, где-то в облаках бросает в чаду военного восторга тысячи жизней, ему радостно повинующихся, в бездну...
А рядом —мистерия «Ермак». Тоже колдовство одного над толпами... Над «Ермаком» — «Святая Русь», такая скромная, женственная, с неубедительным Христом, и все же автору любезная, как всякое детище, и я рад, что картина в музее.
Репин в большем зале представлен тремя вещами: «Запорожцами», «Св. Николаем» и «Садко». Выиграли «Русалки» Маковского. Хорош В. Васнецов, представленный количественно бедно («Витязь» и «Скифы»). В брюлловской перевешена «Помпея» — против двери из анфилады, идущей от лестницы. «Медный же змий» занял всю стену, где был Айвазовский. «Магдалина» неудачно, слишком близко к свету. повешена среди дивных ивановских этюдов. Великолепен брюлловский особый зал (где были мои и Левитана вещи). Там удивительно нарядный, не бывший никогда воспроизведенным, женский большой портрет. Как он хорош! Федотов менее занимателен, чем о нем говорили здесь, и московский, во всяком случае, выше качественно. Прекрасен и пополнен Венецианов.

Перейдем в нижние залы.
Средний Крамской, правда, увеличенный портретом старика Суворина и еще двумя-тремя вещами. (Сейчас в Питере есть тенденция возвращения к Крамскому, признание его портретов выше репинских.) Очень хорош один новый, знакомый по репродукциям женский портрет Ге. Перов гораздо слабей московского, зато несколько новых вещей Васильева дают лишний повод пожалеть о ранней смерти его.
Но вот и репинский зал — большой угловой, неудачно покрашенный в «соломенный» цвет, и на таком же фоне развешены бесконечные портреты, блестящие сами по себе и как характеристики, но в массе теряющиеся, как-то мешающие один другому. Подхожу к «Проводам новобранца» — и не узнаю этой прекрасной, свежей, молодой вещи, так она выцвела, потемнела, утратила бодрость техники; лучше «Проводов» — «Бурлаки». Словом, Репин проиграл до обидного, и сами хранители музея это сознают и стараются найти способ дело поправить.
Кстати, о самом Илье Ефимовиче. Он в Куоккала, на все мольбы вернуться качает головой, стал очень религиозен, поет на клиросе и читает «апостола». Посмотрел бы да послушал его старик Стасов!
Идем дальше к двум темным залам, где развешен Маковский («Масленица» и другие мелкие вещи). Там же Шишкин (с Репиным несколько довольно слабых Куинджей), там же Богданов-Бельский, Крыжицкий и много других ценных и менее ценных авторов и картин А вот и зал шестой, где собраны вещи мои и Левитана, и к ним прикинуты по одной, по две вещи Сурикова, Апполинария Васнецова, Малютина и иллюстрации к «Купцу Калашникову» Виктора Михайловича Васнецова. Зал светлый, выходит в сад тремя окнами. Освещены вещи, как и повешены, — прекрасно, во всяком случае они не проиграли. Среди них «Под благовест», недавно извлеченный из ящика (коллекции Коровина), картина очень потемнела, пока еще без рамы и требует большой реставраторской работы. Очень хорош суриковский «Городок». Левитан полон, хорош, но не так, как московский.


Дальше »

"Для меня Михаил Васильевич Нестеров был и остается великим учителем, добрым наставником. Живопись его не ярка, но деликатна, скромна по рисунку, изящна и стройна по исполнению. Стремление души человеческой к великому - к доброте и правде - уловил и воплотил в своих картинах Нестеров. Это ему настолько удалось, что за всей кажущейся патриархальностью, за дедовской Русью мы и до сего дня созерцаем в его картинах неистребимую возвышенную сущность русского народа с его вечным стремлением к добру и миру на земле. Еще начинающим художником, на первом курсе Училища, я впервые увидел его полотна и влюбился в Нестерова, в его благородство. Когда-то я делал копию с нестеровского этюда «Два лада» и всем своим существом художника почувствовал притягательную силу не только самих картин, но и самого художника как личности, всего огромного творчества его. После семнадцатого года Нестеров пришел опять-таки к портрету, к людям. Он как бы не менялся всю жизнь: та же духовная отдача, вдумчивость, любовь к человеку. В советской портретистике его портреты - это духовное явление." (Домашников Б.Ф.)



цветок


М.Нестеров © 1862-2024. Почта: sema@nesterov-art.ru