С.Н.Дурылин о Михаиле Нестерове. Вступление к книге

Воспроизведение (термин Н.Г.Чернышевского) в искусстве представлений или мыслей художника реализму, как мы его научились понимать, ничем не противопоказано. Нестеров остается и в пейзаже и в характеристике самих фигур гораздо ближе к реализму, нежели к идеализму живописи хотя бы В. М. Васнецова, с которым работал Нестеров, покрывая росписью известный Владимирский собор в Киеве. Вместе с тем во всей художественной методологии М.В.Нестерова, как и в его наметившейся все более к концу столетия отъединенности от художественной общественности и реалистического и модернистского лагеря, налицо известная слабость его эстетических позиций. Искусство Нестерова, конечно, должно быть не только защищено от риторических нападок критики стасовского типа, но и само освещено более объективно, нежели это дано в книге С.Н.Дурылина.
Ряд вопросов художественной биографии М.В.Нестерова нуждается в таком освещении.
По отношению к передвижникам сам Нестеров писал, что не нашел у них отзвука на его душевное состояние. Это надо понять. Книга С.Н.Дурылина этого не объясняет. Вместе с тем мы теперь достаточно знаем и позднее время деятельности Товарищества передвижных художественных выставок, и творчество самого Нестерова, чтобы это понять. Дело было в том, что Нестеров, как и Левитан, стал все больше места в своем искусстве отводить эмоциональному началу, лирике, настроениям, тогда как в умном и четком искусстве передвижников, представленных в этом отношении лучше всего Шишкиным, в силе оставалось не расплывчатое всегда более или менее настроение, а знание, рациональное начало. В «фигурной» живописи расхождение было и того заметнее. Ге, Ярошенко, Мясоедов, когда брались за темы евангельской легенды, рационализировали и их. Нестеров же недаром шел здесь за Пювисом де Шаванном. Отрицать воздействие на Нестерова символизма нельзя. Не совпадали со сложными исканиями Нестерова также и позиции других объединений русских художников, которые возникли на рубеже столетий. Такими были московское Товарищество художников, «Мир искусства» в Петербурге (журнал под этим названием издавался тесно объединенным кружком художников и критиков и с 1899 года стал устраивать под той же маркой художественные выставки). В XX веке возникли еще новые общества и выставочные организации художников, в которых М.В.Нестеров участия уже не принимал. Он оставался членом Товарищества передвижников, выставлял там свои картины с 1889 по 1901 год. В 1901 и 1902 годах был участником двух выставок «36 художников» в Москве. В «Мире искусства» Нестеров участвовал эпизодически, единичными экспонатами. О своем отношении к «Миру искусства» Нестеров писал: «Многое мне в них нравилось, но и многое было мне чуждо, неясно». Эти слова должны, конечно, быть объяснены, но во введении к книге это, естественно, можно сделать лишь кратко.

Мы отмечаем в журнале и на выставках два «крыла». Одно было явно эстетским и индивидуалистическим, возглавляемое С.П.Дягилевым и Д.В.Философовым; другое вполне реалистически мыслящим и никак не уклонявшимся от контакта с народом. В сатире революции 1905-1906 годов приняли самое активное участие Е.Лансере, И.Билибин, Б.Кустодиев, М.Добужинский, члены основного кружка «Мира искусства». В «Мире искусства» выставлялся Левитан, членом был В.А.Серов. Поправке подлежит мнение, будто «Мир искусства» защищал старую теорию «искусства для искусства». Наоборот, именно в «Мире искусства» было провозглашено, что «искусство не для искусства, а для высших ценностей». Вместе с тем написавший это Д.С.Мережковский возглавлял политически реакционную группу в «Мире искусства» и полемизировал с «западником» A.Н.Бену а, утверждавшим, что искусство - особенно старых великих мастеров - непреходящая культурная ценность. B.В.Стасов резко критиковал «Мир искусства» за отход от национального к западному представлению о роли красоты, за отказ от гражданственности (Стасов знал «Мир искусства» только до революции 1905 года), за действительно бывшее у сочленов «Мира искусства» пренебрежительное отношение к традициям XIX века, к революционно-демократической эстетике. В силу этого всего следует скорее спросить себя, что же нравилось М.В.Нестерову в «Мире искусства». Одно нравилось ясно: тяготение к прекрасной старине, к красоте, к народному искусству, к сказке. Что для самого Нестерова это последнее было решающим, можно было бы показать на примере таких его - будто «иконных» - картин, как «Царевич Димитрий убиенный», парящий в воздухе в драгоценных одеяниях и в крови. Искусство Нестерова прельщало «Мир искусства» в лице его главного критика А.Н.Бенуа именно такими чертами. «Внешнее» и «внутреннее» было и у самого Нестерова... Характерно, что А. Бенуа говорил художнику «горькую правду» о том, что не «образа», а «картины» - подлинное призвание Нестерова. «Внешнее», сказочное, песенное, красивое противополагалось - чему? - мистике. Но в книге С.Н.Дурылина, в значительной части авторизованной самим Нестеровым, для нас самым ценным является как раз показ того, что туманно-расплывчатым идеалистом-мистиком, церковно связанным догматиком Нестеров не был.

Больше двадцати лет было Нестеровым отдано церкви. Оторванный от своих картин работою по росписи храмов, вынужденный отказываться от участия в общественной жизни художественных объединений, порвать с иными близкими ему раньше людьми, Нестеров сам впоследствии осудил большинство своих Церковных работ и вместе с тем признавался, что полюбил эту работу. Это снова надо уметь понять. Большого труда это не составит. Какой художник не мечтает стать монументалистом, писать на стенах, работать над синтезом живописи и архитектуры больших внутренних пространств! В дни Нестерова - в начале XX века - храмовые росписи были главною возможностью для русских художников создавать подлинно крупные, порою величественные композиции, В ряде случаев художники и не спрашивали, во имя чего и как создаются их росписи. Нестеров, конечно, это знал; но ведущим началом во всех его работах в храмах было все же искусство, а не церковный заказ. На какое-то время задачи монументальной живописи увлекли Нестерова. С.Н.Дурылин это показал правильно. Но есть еще одна тема, очень ответственная для правильного понимания художника: его «Святая Русь», его «Душа народа». Это большие композиции разных лет, промежутка между двумя революциями, огромные картины, никак не иконы, попытки художника создать синтетический образ страны, истории, «идеи» России. Как живопись - прекрасное достижение большого и серьезного мастерства (особенно последний вариант все того же поиска). Но как Идея с большой буквы?