С.Н.Дурылин о Михаиле Нестерове. Вступление к книге

В 60-е годы было все гораздо яснее и проще. Борьба с крепостничеством и его остатками определяла и критику у великих русских революционных демократов, и практику ведущего русского живописца тех лет В.Г.Перова, учителя Нестерова. «Искусство для искусства» отвергалось передовой русской общественной мыслью категорично и в статьях не столь Д.И.Писарева, как Варфоломея Зайцева, давало предлог и для отвержения искусства вообще. Но в 1870-х годах передвижники, конечно, сумели реабилитировать русскую живопись в глазах самых крайних ригористов, и вместе с тем борьба за искусство передовое, демократическое, нужное народу продолжалась. Мастера и критики-шестидесятники, во главе которых стоял В.В.Стасов, честно, упорно и категорично боролись за искусство, непосредственно откликающееся на текущие потребности народных масс. Нестеров начал свою деятельность как учащийся искусству, как молодой художник в условиях этой продолжавшейся, напрягавшейся борьбы, которая хорошо ведома в ее общих очертаниях, но совершенно еще не освещена в деталях и в ее глубине. Если спросить историка «широкого профиля», в чем были главные отличительные черты русской художественной культуры 1880-х годов, то он, очевидно, укажет на такие факты, как отказ Л.Н.Толстого от художественного творчества вообще, на вырождение революционного народничества в либеральное, на проповедь «малых дел», на «мелкотемье», захлестывавшее и беллетристику, и в большой мере все иные искусства страны. Именно как мужественный протест против этого воспримет историк русской художественной культуры обращение к большим историческим темам лучших русских живописцев - Репина и Сурикова. Стремился к ним и В.Г.Перов, учитель Нестерова в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Совершенно правильно освещает С.Н.Дурылин, опираясь здесь на высказывания самого М.В.Нестерова, все то, что могли дать Перов, Прянишников и другие передовые преподаватели московского училища молодому Нестерову: внимание к внутреннему, к идейно-эмоциональному началу искусства в противовес внешнему.

В книге С.Н.Дурылина есть очень интересное место, где приводятся слова М.В.Нестерова о замечательном русском мастере-педагоге П.П.Чистякове, у коего Нестеров некоторое время учился в Петербургской академии художеств. Чистяков говорил совсем не то, что Перов: «В словах Чистякова и помину не было о картинах, о том, что в картинах волнует нас, а говорилось о колорите, о форме, об анатомии». «Душе моей Чистяков тогда не мог дать после Перова ничего». Потом, как ведомо, Нестеров понял все значение Чистякова и его школы. Но тогда, в начале 80-х годов, перед Нестеровым, очевидно, стоял вопрос о том, что более важно - «внутреннее» или «внешнее». Наиболее известный в те годы поэт С.Я.Надсон дал крайний ответ:

"Лишь бы хоть как-нибудь было излито
Чем многозвучное сердце полно..."

И перед Нестеровым, как перед его сверстниками, вставал вопрос об «излитии» любыми приемами накопившегося в сердце и в совести. «Лишь бы хоть как-нибудь» - парафраза рокового для искусства «все равно как». Нестеров был одним из самых взыскательных художников в истории не только русского искусства. Для него не могло быть «все равно как»: надо было хорошо, особенно. И не «все равно что» (как у Фета: «Не знаю сам, что буду петь»), а тоже нечто большое и важное. Народное и русское. Вся очень серьезная и содержательная драма русской художественной культуры второй половины и конца XIX века может быть выражена словами «выбор пути». Об этом в книге С.Н.Дурылина говорится очень тактично. То, что выбрал Нестеров, было, без сомнения, «внутренним», не «внешним», и не «историей» (на этот путь встали такие художники, как В.И.Суриков или А.П.Рябушкин), и не «иконой» или былиной (как В.М.Васнецов), а «поэзией и легендой», или, как это выразили бы мы, «легендой, и песней, и сказкой». Надо ли давать такую парафразу тому, о чем хорошо и кратко рассказывает С.Н.Дурылин? Думается, надо. Очень бегло и в книге, к которой малым введением являются эти страницы, и в большой монографии о Нестерове А.И.Михайлова, по нашему убеждению, неправомерно мало рассказано о работах молодого художника в 80-е годы, в журналах и в альбоме рисунков, изданном С.В.Ивановым. «Выбор пути» происходил именно там и тогда.

Сам художник М.В.Нестеров не ценил этих своих ранних иллюстративных работ. За Нестеровым шли и его биографы. Но это попросту жаль. Мы считаем чудесными фантастически-реальные иллюстрации Нестерова к «Коньку-Горбунку», совсем забытые, очень хорошими - к Пушкину. Следя за ростом, за эволюцией Нестерова-художника в 1880-х годах, мы видим, как целесознательно и последовательно он осуществляет особую программу, им в словах, естественно, не формулируемую. Происходит развитие, увеличение его образов. Он втягивается, подобно Сурикову, в историческое прошлое своей страны. То, что М.В.Нестеров был реалистом, в лучшем смысле слова художником правды, связанным с Россией и с народом, для нас сомнений нет, как и для его биографов. Но как разошлись уже скоро дороги Нестерова и С.В.Иванова, его друга по училищу и по «Альбому» 1886 года! С.В.Иванов выбрал путь художника-народника, гражданственный, тот, который его привел от раннего мелкотемья к большим и серьезным страницам народного горя, к показу трагедий «переселенцев» и ссыльных, впоследствии - к сценам революции 1905 года. Неожиданным контрастом, избранием совершенно иного направления кажется в сопоставлении с этим путь М.В.Нестерова, появление у него тем отшельничества.