С.Н.Дурылин о Михаиле Нестерове. Глава девятая

О.М.Шретер писала мне:
«Постараюсь вспомнить все, что знаю о портрете. Эскиза к нему отец не делал; заранее и отдельно написал этюд пейзажа. Писал он в Уфе на лужайке, в нашем старом саду. Сеансов было много, но сколько именно - не помню. Позировала я под вечер, при заходящем солнце. Иногда короткий сеанс бывал непосредственно после моей поездки верхом. Сама мысль о портрете в амазонке пришла ему, когда я как-то, сойдя с лошади, остановилась в этой позе. Он воскликнул: «Стой, не двигайся, вот так тебя и напишу». Отец был в хорошем, бодром настроении, работал с большим увлечением. В начале сеанса оживленно разговаривал, вспоминая интересные художественные или просто забавные случаи из нашего совместного перед тем путешествия за границу, в Париж, часто справляясь, не устала ли я, не хочу ли отдохнуть. Но постепенно разговор стихал, работа шла сосредоточенно, молча, об усталости натуры уже не справлялся. И только когда я начинала бледнеть от утомления и этим, очевидно, ему мешала, он спохватывался: «Ты почему такая бледная? Ну, ну, еще несколько минут, сейчас кончу». И снова все забывал в своем творческом порыве».
Этюд, легший в основу пейзажа на портрете, написан в окрестностях Уфы, где высокие, спокойные леса глядятся в полноводную извилистую Белую. Река в окоеме прибрежных лугов и лесов взята в любимый Нестеровым час дня - в тонком золоте заката, одухотворяющем природу прекрасною ясностью и хрустального тишиною. Эта золотистая ясность ощущается в вечереющем небе и в окоеме лесов и лугов, мирно и четко отражающихся в реке. И сама река в этот час - хрусталь тишины, радующий своим чистым безмолвием и непорочною глубиною.
«Стой! Какою я теперь тебя вижу - останься навсегда в моей памяти!.. Это твое мгновение не кончится никогда». В этих тургеневских слогах - пафос, композиция, музыка нестеровского «Портрета дочери».

Дочь «остановлена» у берега этой реки в черной амазонке, в юбке, подобранной сбоку в плавных, спокойных складках, с гибким хлыстом в руках. Малиново-красная шапочка покрывает остриженные густые черные волосы. Вся высокая фигура амазонки - воплощенная стройность и изящество. Ее силуэт - тонкий, строгий, четкий - с удивительной легкостью и непреложностью контура вписан в пейзаж. Всадница где-то оставила коня, сошла к реке и на секунду задержалась, зачарованная золотою ласкою заката. На ее лице приметны отблески вечереющего неба; эти отблески переданы художником тончайшими голубоватыми, тускнеющими бликами. В молодом красивом лице нет ни грусти, ни думы. На нем тоже временная оттишь, как в реке в этот час. Еще миг, и взор девушки оторвется от заката и молодая жажда жизни, счастья, успеха зальет ее лицо волнами своего сладкого прибоя. Портрет не вполне был закопчен в Уфе. Нестеров продолжал над ним работать осенью того же года в Киеве. Он просил позировать в амазонке свою супругу Е.П.Нестерову. Берег Днепра, в Царском саду, напоминал ему берега Белой в Уфе - там художник дописал нижнюю часть костюма амазонки. Он был доволен портретом и без колебаний поставил его на выставку 1907 года, откуда портрет был приобретен в Русский музей, - первый портрет Нестерова, попавший в общественное собрание картин. Там он по достоинству вошел в превосходную галерею портретов, показывающую в исторической перспективе образ русской женщины почти за два столетия, - галерею, могуче начатую «Смолянками» Левицкого, продолженную портретами Боровиковского, Брюллова, Тропинина и Венецианова и завершаемую в конце XIX - начале XX века Серовым, Врубелем, Сомовым. «Портрет дочери» - один из лучших портретов этой галереи. С ним случилось то, что ранее произошло с серовским портретом Веруши Мамонтовой, которым так восхищался молодой Нестеров: немногие помнят «Портрет В.С.Мамонтовой», но все знают «Девушку с персиками». Так и «Портрет дочери» превратился в «Девушку в амазонке». Как «Портрет дочери» - это индивидуальный портрет большого сходства; как «Девушка в амазонке» - это образ русской девушки начала XX века. Эта «девушка в амазонке» могла не быть дочерью Нестерова, но она любила его картины, она читала Блока, она слушала Скрябина, она смотрела Айседору Дункан, точно так же как «Смолянки» Левицкого читали тайком Вольтера, слушали «Тайный брак» Чимарозы, играли на арфе и танцевали балетные пасторали.

У публики есть чутье на подобные поэтические документы современности. Когда появляются (что случается крайне редко) портреты подобной жизненной обобщенности, психологической емкости и художественной яркости, они сразу перерастают рамки индивидуального портрета. Целое поколение готово признать такой портрет за свой собственный; целая эпоха авторизирует его. Так случилось с «Портретом дочери» на выставке 1907 года. Критика прошла мимо него. Но, по словам О.М.Шретер, у публики он «на выставке имел неожиданно большой успех - открытки, фотографии с него быстро раскупались». Удача с этим портретом была так очевидна для художника, что в августе он написал еще два - портрет-этюд с Е.П.Нестеровой и большой портрет Яна Станиславского.
1 августа 1906 года Нестеров писал сестре из хутора Княгинина, где его семья проводила лето:
«Здесь я нашел все в порядке. Екатерина Петровна значительно поправилась... Начал большой этюд с Екатерины Петровны в китайском халате на воздухе - халат сестры Драевской, которая недавно уехала, прогостив полтора месяца».